Записки легионера Абрамова

– Взрывное дело, оно точность любит. – басил Неморгайло, оглядывая легионеров, – Чуть заторопился, или отвлекся, или ещё что – и сразу летишь к святому Петру на рапорт. А потому, смотрите в оба глаза, запоминайте лучше чем вашего Карлу Маркса с этим чёртом, как его, Бакуниным, да не стесняйтесь спрашивать, прежде чем куда то грабки тянуть.

Хотя, упоминание унтером знаменитых революционеров в таком циничном тоне многих коробило, уроки Неморгайло были популярны, особенно у анархистов и многих народников. Сам я не особо верю в террор, и считаю, что победу Революции обеспечит не швыряние бомб в царей и министров, а систематическая и всеобъемлющая агитация среди всех слоев общества, включая и защитников самодержавия, особенно на низовом уровне. Это мое убеждение подтверждает опыт Великой Революции во Франции, Европейской "Весны народов" в 1848 году, и многих других революционных выступлений.

Тем не менее, знания получаемые от Неморгайло, я счел совсем не лишними. Революционеру такое явно пригодится. Тем более, что химия и физика мне в гимназии давались легко, кроме "хорошо" и "отлично" я по этим предметам ничего не получал.

Но все же, уроки подрывного дела были редкими оазисами в пустыне ужасающей муштры. Теперь я окончательно понял, почему матросы Черноморского флота, с которыми мне доводилось общаться в Николаеве, в моей гимназической юности, называли унтеров драконами и шкурами.

Особенно всех возмущали кирасы. Ну зачем таскать эту тяжеленную средневековую архаику в XX веке, когда в небесах идут сражения воздушных кораблей, на полях сражений появились "сухопутные броненосцы", они же бронеходы или tanks, и вообще, технический прогресс идёт вперёд семимильными шагами?

К концу первого дня занятий, многие стали сбрасывать кирасы и шлемы, но инструкторы с матами, пинками и тычками заставляли их надевать.

По окончании занятий на полигоне, батальон построили и появился панцер-командор Назгулеску.

– Я слышал, – обратился к нам Назгулеску, – что тут есть недовольные боевой экипировкой, особенно кирасами, шлемами и штурмовыми бушлатами. Это так?

Батальон ответил согласным гулом.

– Ну что же, – заявил панцер-командор когда гул затих, – дурость лечится только собственным опытом. Кто считает что кираса это "средневековая глупость" – выйти из строя!

Возникла заминка. Считали так практически все рядовые легионеры, и похоже, капралы, сержанты и офицеры приехавшие из Кэмп-Джексона, кроме, может быть, майора О'Даффи. Но отрыто высказать это панцер-командору, крутой нрав которого был уже известен, не решались.

И тут, вперёд протолкался Паша Саксалайнен из нашего взвода. Был он сыном выходца из Финляндии, чистокровного финна, перебравшегося в Петербург и служившего конторщиком в порту, и полурусской-полукарелки. Как требовал закон при браках православных с иноверцами, крещён он был в православной церкви, и получил имя Павел, хотя, отец назвал его Пааво. Сам Павел, точнее тогда ещё Пашка, рос в преимущественно русской среде, и всегда считал себя больше русским чем финном, хотя, финская основательность и некоторая медлительность в нем остались. В революционное движение его привела ненависть к полицейским, которые как то замели его вместе с друзьями за какую то шалость (подробности шалости Паша не рассказывал, буркнув только, что: "Тот гад получил за дело."), и жестоко избили, причем его лучший друг этих побоев не пережил. И никого за это не наказали!

Сначала Паша примкнул к социал-демократам, но после того как РСДРП согласилась на легализацию, в обмен на признание царского режима, он перешёл в Северный Союз Социалистов-Революционеров, к аргуновцам. Был схвачен во время питерских выступлений, за драку с городовыми, отправлен в "Кресты", где тоже участвовал в протестах, после чего оказался на приснопамятной невской посудине, а затем на борту "Кирилла", где мы и познакомились. В САСШ он освоился быстрее других легионеров, так как с юных лет общался в порту с британскими и североамериканскими моряками, худо-бедно выучил язык, в размерах позволявших как то объясниться, наслушался рассказов о североамериканской жизни. Даже свою слишком длинную для местных фамилию, и непривычное американскому уху имя, он изменил на Пол Сакс (американцы к нему так и обращались, это для нас он был по-прежнему Паша или Саксалайнен). Парнем Паша оказался решительным, и если был в чем то убежден, то привык идти до конца.

Вот и теперь, выйдя из строя, он остановился перед Назгулеску, и высказал все наши претензии к экипировке.

Панцер-командор, не говоря ни слова, достал из кобуры автоматический пистолет Mauser, и выпустил в Пашу десять пуль! Саксалайнен рухнул как подкошенный.

Я с ужасом смотрел на труп нашего товарища, и на стоявшего рядом убийцу, чувствуя, как в душе поднимается ярость и ненависть…Думаю то же чувствовали и все легионеры. Да этот тип хуже Гамильтона и Ричи! Те хоть формальными пунктами устава прикрыться могут! Да что там, даже царские "благородия" так не поступают, самое большее в зубы дадут! А этот негодяй…