Читаем Записки «лесника» полностью

И пока моя наглая морда некоренной национальности их тискала, Марженка на большее никак не соглашалась.

Что уже совсем странно, оказалась она по национальности не мадьяркой, а полькой.

Её родители очень давно жили в Венгрии, но польский она тоже не забыла.

Вот тогда я решился на свой коронный номер:

– С первой попытки угадаю твою фамилию!

– За это ты поедешь ко мне «в гости».

Тогда в Польше пришёл к власти первый секретарь по фамилии Каня.

И сообщаю ей:

– Твоя фамилия Каня! – Марженка так и присела, чуть мне не на саблю.

Ведь я-то угадал, а как – и сам не знаю. Время было позднее, и поехали ко мне в отель.

Только расположились, страшный стук в дверь.

Старшая группы, сука комитетская, всё проследила, и вломилась в номер – соблюдать лицо «руссо туристо, облико морале».

Марженку с треском выгнали, а я получил устное «с занесением» от неё и подоспевшего комитетчика.

Один из тех немногих случаев в жизни, когда вспоминаешь не как был коитус с девушкой, а как и почему его не было.

Вот такой был чардаш с Марженкой Каня в Будапеште, на фоне «Ференцвароша» и киевского Динамо.

Прямо на вокзале меня встретил Карен и с большим энтузиазмом и нескрываемой радостью отсчитал оговоренную сумму за бальзам «Банфи», который я купил на все обмененные на форинты рубли.

Ровно через месяц «Банфи» появился в свободной продаже в ГУМе и ЦУМе.

Так я опередил министерство торговли и помог братскому армянскому народу.

<p>Хельсинки один</p>

Прошло несколько лет. И я стал собирать документы на выезд в капстрану. Те же самые две инструкторши из ЦК профсоюзов включили меня в группу, дело осталось за малым – получить заверенную в райкоме характеристику.

Но в моём комбинате по ремонту квартир сменилось руководство. Василий Васильевич ушёл на повышение и стал генеральным директором.

С ним же ушла милейшая Ольга Ивановна, а я, мудак, не пошёл с ними – сколько меня не звали.

Хотел что-нибудь «высидеть» у себя, и «высидел» – на свою голову.

Нового директора звали тоже Василий Васильевич, и он также болел за «Спартак».

До комбината работал… начальником кладбища.

На этом сходство заканчивалось.

Никаких бумаг директор категорически не подписал. Все документы он складывал в ящик стола и запирал на ключ.

Курил новый директор сигареты «Столичные», причём сырые. В его кабинете всегда стоял сизый дым и полумрак, ничего не было видно.

Утром после страшного бодуна Василий Васильевич призывал секретаршу, алкоголичку Марину Павловну, и смандячив страшный кисляк на лице, кричал на весь комбинат:

– Марина Павловна! Чайку, чайку, чайку!!!

После этого он принимал документы на подпись, но тут же сбрасывал их в тумбу, даже списки на поощрения и квартальные премии.

Заканчивалось всё просто.

Он часто болел, тогда его кабинет вскрывали, ящик стола тоже, и исполняющий обязанности директора главный инженер подписывал всё без разбору.

Все резолюции Василий Васильевич писал только на «собаках».

«Собака» – это такой маленький листок бумаги, который скрепкой подкалывается в угол любого документа.

Любая резолюция была расплывчата и туманна, как лондонский смог.

– Прошу рассмотреть.

– Прошу переговорить.

– Прошу рассмотреть плюс переговорить.

– Прошу решить вопрос.

Таким образом, он страховал себя от любых возможных и невозможных проверок.

Бессмертное дело Полыхаева и живёт и процветает в наши дни.

Ильф и Петров – навсегда!

На место секретаря партийной организации он привёл свою племянницу, за что немедленно получил погонялово «дядя».

До того, как прийти в комбинат, она работала… воспитательницей в детском саду.

«Дядя» неукоснительно следовал заветам Ленина – управлять ремонтом квартир может каждая воспиталка садика или даже яслей.

Глядя на эту племянницу русская народная пословица «не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки», теряла всякий смысл, а это – очень тревожный звоночек.

И тут ударил колокол, звонил он не по Огарёву – Герцену, а по мне.

Старый пидарас «дядя» не стал подписывать мне характеристику, а пидарша-племянница – тем более.

Не говоря уже про секретаря месткома, перепуганного по жизни Бориса Давыдовича.

Но хуй вам по всей сраке, «дядина клика», подумал я – и прямиком отправился на приём к генеральному директору.

Василий Васильевич и Ольга Ивановна встретили меня, как родного.

Генеральный тут же набрал «дядю» и при мне стал говорить с ним по громкой связи.

– Ты, эта, давай, Андрюшке характеристику-то подпиши.

– Ага… и ещё, эта, назначь его исполняющим обязанности начальника отдела производства.

– Да я…

– Ты чё, меня не понял???

– Нет-нет – всё будет сделано.

На другой день все бумаги были подписаны, а я получил новое назначение, которое открывало большие перспективы в деле бытового обслуживания населения.

День отъезда из Шарика был радостным и весёлым.

Группа подобралась проверенная – одни коммуняки, кроме меня, и опять я самый младший по возрасту.

Тут же выяснилось, что только я сносно болтаю на английском – старший группы и комитетчик дали наказ – помогай всем и во всём.

Я с радостью согласился и стал грузить жопу в планер.

Там же познакомился с перепуганным мужичком предпенсионного возраста.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Убийцы футбола. Почему хулиганство и расизм уничтожают игру
Убийцы футбола. Почему хулиганство и расизм уничтожают игру

Один из лучших исследователей феномена футбольного хулиганства Дуги Бримсон продолжает разговор, начатый в книгах «Куда бы мы ни ехали» и «Бешеная армия», ставших бестселлерами.СМИ и власти постоянно заверяют нас в том, что война против хулиганов выиграна. Однако в действительности футбольное насилие не только по-прежнему здравствует и процветает, создавая полиции все больше трудностей, но, обогатившись расизмом и ксенофобией, оно стало еще более изощренным. Здесь представлена ужасающая правда о футбольном безумии, охватившем Европу в последние два года. В своей бескомпромиссной манере Бримсон знакомит читателя с самой страшной культурой XXI века, зародившейся на трибунах стадионов и захлестнувшей улицы.

Дуг Бримсон , Дуги Бримсон

Боевые искусства, спорт / Проза / Контркультура / Спорт / Дом и досуг