Записки лжецов

- Что такое? – невинным тоном спросил Илез и вдруг грубо бросил: - Она не беременна?!

- Нет…

Лаура, скованная ужасом, с полными слез глазами смотрела на мужа, ожидая своей участи. Лицо Илеза приобрело непроницаемый вид.

- Ты уверена, Наташ? Он не мог нигде там… не знаю… затеряться?

Женщина отрицательно покачала головой. Илез резко выпрямился и обернулся к Лауре. Ни следа от вчерашней нежности не было в его облике, только еле сдерживаемое бешенство.

- Прости меня, пожалуйста, - проговорила девушка и всхлипнула. Слезы уже ручьями стекали по вискам на кушетку. – Я не хотела тебя потерять… - Не думая о том, как унизительно это выглядит в глазах его одноклассницы, Лаура готова была упасть перед ним на колени, только бы он не смотрел на нее как на злейшего врага. – Прости меня, Илез…

Несколько секунд он буравил ее взглядом, потом достал телефон, набрал номер и приложил трубку к уху. Цепко держа Лауру в тисках своего изумрудного взгляда, он выждал, пока на том конце ответят.

- Алло! Сати, это ты?

***

Сати пыталась стесняться Хади, но получалось плохо. Она понимала, что должна быть скромнее, должна вести себя более сдержанно, раз они договорились, что брак их фиктивен и не несет за собой никаких обязательств, однако… Она привыкла достаточно свободно общаться с одноклассниками и однокурсниками, а потом и с коллегами по работе мужского пола, и не могла найти в себе этой природной стеснительности. Только первые несколько дней после свадьбы Сати сторонилась его – да и то скорее по привычке. А если учесть, что на глазах родственников Хади им приходилось строить из себя влюбленную парочку… Конечно, турки не поощряли активное афиширование своих чувств, но какая-то нежность и внимание должны были присутствовать, тем более что бабушка Фатима и дедушка Мехмет оказались очень душевными людьми, и расстраивать их действительно не хотелось. Впрочем, какие дедушка и бабушка – им обоим было чуть больше шестидесяти, и выглядели оба отлично.

Проживание в одной комнате также не способствовало отстраненности. Хади где-то раздобыл матрас и втихаря притащил в их спальню вместе со вторым одеялом. Вечером он неизменно ворча ложился на свое место на ковре, а утром они оба прятали матрас в кровати, закрывая простыней и покрывалом. А пока не заснут, обсуждали какие-то смешные моменты из жизни бывшей студенческой и текущей рабочей.

Илез не проявлялся, и Сати не знала, радоваться или плакать. Она хотела, чтобы он первым прекратил с ней общение – тогда она не чувствовала бы себя перед ним виноватой, но на практике уже через пару дней его молчания она начала злиться и отчаянно скучать. Несмотря на кипевшую вокруг жизнь, вечные походы и поездки по родственникам и старым знакомым Хади, она чувствовала себя одинокой, особенно когда оказывалось, что очередная семья ни слова не знает по-английски. Порой она сама хваталась за телефон, порываясь ему написать и спросить, что происходит, но потом брала себя в руки и уходила куда-нибудь подальше от трубки, чтобы не подвергать себя искушению.

Тяжелее всего Сати приходилось ночью, когда отвлекаться было не на что, и в темноте сознание, словно издеваясь, подсовывало самые интимные моменты их с Илезом отношений. Тогда она без сна ворочалась в кровати, мокрыми от слез глазами глядела в пустоту, а потом, сдавшись, уходила в ванную, чтобы без боязни разбудить Хади предаться воспоминаниям и получить вожделенную разрядку.

Из достижений в новой, семейной жизни Сати могла бы назвать, наверное, только выработавшуюся привычку к тому, что куда бы они ни пошли, их с Хади провожали улыбки и взгляды. Родственники постоянно стебали его в связи с разницей в росте, а пару раз Сати даже заметила, как кто-то на улице снимал их на камеру. Хади делал вид, что его это не тревожит, но Сати заметила, что стоило кому-то в очередной раз пустить шуточку на этот счет, и на ближайший вечер этот человек оказывался объектом его жестких острот или откровенного игнорирования. В окружении такого числа знакомых Хади не мог позволить себе заигрывать с другими девушками, чтобы подпитать свою самооценку, и видимо тяжело переживал это в душе.

- Какие сегодня планы? – спросила Сати, нежась под теплым одеялом. Ночи стояли уже прохладные, а отопление в доме, по словам Хади, не включали до зимы. Ее муж (она до сих пор не могла поверить, что этот пацан, Микин дружок - ее муж) лежал на матрасе на спине и что-то строчил в телефоне.

- Съездим после обеда к моему троюродному брату. Он тут недалеко живет, тоже в частном доме.

- Там кто-нибудь говорит на английском?

- Вроде… Не особо.

Сати вздохнула, мысленно напомнив себе проверить зарядку на телефоне, чтобы не скучать, пока женщины, к которым ее наверняка определят, будут что-то обсуждать на турецком, то и дело пытаясь жестами донести до гостьи суть разговора. Это никогда не помогало.

- Потерпи, всего десять дней осталось, - подбодрил ее Хади и усмехнулся. – Хотя за это время ты могла бы выучить турецкий. Это очень просто.

- Ага, – вяло отозвалась Сати. – Мне хватает английского и немецкого.