Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

Представителей человеческого рода, которых мне доводилось там встречать, можно отнести к людям, потерявшим надежду, и некоторые аресты, проведенные мной на этом вокзале, оставили в душе чувство острого сожаления, а не чувство профессионального удовлетворения.

И все же, если бы мне пришлось выбирать, я снова занял бы пост на платформах и не согласился бы сесть в поезд самого роскошного вокзала, чтобы уехать в залитый солнцем уголок на Лазурном Берегу.

Глава 6 Этажи, этажи и снова этажи!

Время от времени, почти всегда вследствие политических потрясений, на улицах происходят волнения, которые, однако, больше не являются демонстрацией всеобщего народного недовольства. Можно подумать, что в какой-то момент возникает брешь, открываются невидимые шлюзы и мы видим, как богатые кварталы заполняются существами, о которых здесь и понятия не имели. Эти существа напоминают выходцев из Двора чудес[6], и когда они проходят под окнами, на них смотрят, как смотрели бы на сутенеров и головорезов, появившихся из тьмы Средневековья.

Данное явление получило особый размах после волнений 6 февраля[7], и сильнее всего меня поразило то удивление, которое выразили на следующий день почти все средства массовой информации.

В течение нескольких часов центр Парижа был оккупирован не демонстрантами, а толпой отощавших людей, которые испугали тамошних обывателей не меньше, чем появление стаи голодных волков, и это событие неожиданно огорошило журналистов, которые в силу своей профессии знают «дно» столицы не хуже полиции.

На сей раз Париж действительно ужаснулся. Но уже на следующий день, когда был наведен порядок, город забыл, что «чернь» не уничтожена: она просто вернулась в свои норы.

Разве полиция нужна не для того, чтобы удерживать ее там?

Но все ли знают о том, что существует специальная бригада, которая занимается исключительно двумястами-тремястами тысячами португальцев, итальянцев и выходцев из Северной Африки, которые проживают в Двадцатом округе, а вернее будет сказать – разбили там лагерь, едва владеют французским языком или вовсе не знают его, повинуются иным законам и обычаям?

У нас на набережной Орфевр есть карты, на которых цветными карандашами отмечены своего рода островки, заселенные иностранцами: евреи проживают в районе улицы Розье, итальянцы – в районе Ратуши, русские – в районе улиц Терн и Данфер-Рошеро…

Многие иностранцы стремятся ассимилироваться, поэтому не доставляют никаких хлопот; однако есть и такие – одиночки или целые группы, – которые намеренно остаются в стороне и ведут среди не замечающей их толпы свое особое, никому не понятное существование.

На моем пути не раз встречались люди, причем почти всегда здравомыслящие, хотя и наделенные незначительными и тщательно скрываемыми недостатками или даже пороками, которые обращались ко мне с одним вопросом, и губы их подрагивали в предвкушении ответа:

– Неужели вам не противно?

Они не имели в виду кого-то конкретного; они говорили обо всех тех, с кем нам приходилось иметь дело. Они хотели, чтобы им поведали грязные тайны, рассказали о невиданных пороках, о крайней бедности, предоставив им возможность громко возмутиться, а втайне насладиться обретенными знаниями.

Подобные люди охотно используют слово «дно».

– С чем вы только, наверное, не сталкивались там, на дне?

Я предпочитаю не отвечать им. Я просто смотрю на них особым образом, совершенно бесстрастно, и они сразу же догадываются, что я хочу сказать, потому что обычно смущенно опускают глаза и не настаивают на ответе.

Я многому научился, дежуря в общественных местах. Я учился на ярмарках и в больших магазинах, учился везде, где толпится народ.

Я уже рассказывал об опыте, приобретенном на Северном вокзале.

Но, без сомнения, именно в меблированных комнатах я лучше всего узнал людей, которые так пугают обитателей роскошных кварталов, когда открываются шлюзы.

Здесь нет необходимости в кованой обуви, ведь агентам не приходится преодолевать километры и километры тротуаров. Здесь нужно двигаться, если можно так выразиться, «вверх».

Каждый день я перебирал карточки десятков, сотен гостиниц, чаще меблированных комнат; в подобных домах крайне редко можно обнаружить лифт, и нам приходилось карабкаться на седьмой или восьмой этаж, минуя тесные лестничные клетки, где едкий запах человеческой нищеты разъедал горло.

В больших отелях с вращающимися дверями и швейцарами в ливреях тоже разыгрываются свои драмы, и здесь есть тайны, в которые полиция вынуждена совать свой нос.

Но именно во множестве безымянных гостиниц, которые частенько можно даже не заметить с улицы, прячется в норы кочевой народ. Таких людей трудно поймать в каком-нибудь другом месте, и они редко подчиняются требованиям закона.

Обычно мы ходили туда вдвоем. В особо опасные кварталы порой нас отправлялась целая группа. Чаще всего мы выбирали время, когда большинство постояльцев уже укладывались в постель, то есть где-то после полуночи.