Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

– Мадемуазель и ее брат. Я четыре года проработала в доме, пришла туда сразу после смерти мадам. Вам ведь известно, что она погибла в железнодорожной катастрофе, когда ехала на лечение в Виттель? Это было ужасно.

Она говорила так, словно лично присутствовала на месте трагедии, когда из-под искореженных вагонов извлекали погибших, которых было чуть больше сотни.

– Вы же понимаете, пока мадам была жива, завещание не имело значения.

– Похоже, вы хорошо знаете семью.

– Я родилась в Ансевале. И мой отец там родился. А мой дед, который был одним из фермеров графа, играл в шары с самим старым месье.

– С каким старым месье?

– Его до сих пор так называют в наших краях. Вы ничего не знаете? Я думала, что полиции известно все.

– Вы имеете в виду старого месье Бальтазара?

– Да, месье Гектора. Его отец был деревенским шорником. А еще звонил в церковные колокола. В двенадцать лет месье Гектор начал торговать вразнос. Он ходил от фермы к ферме с ящиком на плечах.

– Это он основал дело Бальтазаров?

– Да. Что не помешало моему деду до самого конца обращаться к нему на «ты». Месье Гектор долгое время отсутствовал в наших краях. А когда вернулся, был уже богатым, и все узнали, что он купил замок.

– Кому принадлежал замок?

– Графу д’Ансевалю, конечно.

– А графа д’Ансеваля больше нет?

– Один еще остался. Это дружок мадемуазель. Вы не могли бы мне налить еще рюмочку ликера? Его делали в ваших краях?

– Нет, в деревне моей жены.

– Когда я думаю о том, что эта ведьма – я имею в виду не вашу жену – имела наглость притвориться мною и спать в моей постели! Это правда, что вы видели ее в одной ночной сорочке? Она же толще меня! Я могу столько порассказать о ее теле. Ее грудь, к примеру…

– Значит, старик Бальтазар, основавший все дело, выкупил замок д’Ансеваль. Он был женат?

– Да, но к тому времени его жена уже умерла. У него была дочь, красивая женщина, но чересчур гордая. Был также сын, месье Юбер, который за свою жизнь не сделал ничего стоящего. У него очень мягкий характер, в отличие от сестры. Он много путешествовал, ездил за границу.

– Все это происходило еще до вашего рождения?

– Разумеется. Но продолжается до сих пор!

Машинальным жестом Мегрэ достал из кармана записную книжку и принялся записывать имена, словно составляя генеалогическое древо. Он чувствовал, что с такой девицей, как Жермен, без точности не обойтись.

– Значит, начало положил Гектор Бальтазар, которого вы называете «старый месье». Когда он умер?

– Пять лет назад. Как раз за год до своей дочери.

И Мегрэ, подумав о Фелисьене Жандро, который сам уже был «старым месье», удивился:

– Он, наверное, дожил до преклонного возраста?

– Да, ему было восемьдесят восемь. Он жил один в огромном особняке на авеню дю Буа-Булонь. И делами управлял сам, с помощью дочери.

– Не сына?

– Никогда в жизни! Его сын не имел права даже показываться в конторе. Ему выплачивали денежное содержание. Он сейчас живет на набережной, неподалеку от Нового моста. Несерьезный человек!

– Минуточку… Авеню дю Буа… Его дочь вышла замуж за Фелисьена Жандро.

– Именно так. Но месье Фелисьен тоже не имел права заниматься делами.

– Почему?

– Похоже, когда-то давно он пытался… Но оказался игроком… До сих пор играет, проводя почти все время на скачках. Говорят, он что-то напортачил с векселями или чеками. Его тесть даже перестал с ним общаться.

Впоследствии Мегрэ побывает в особняке на авеню дю Буа, одном из самых уродливых и вычурных зданий Парижа, со средневековыми башнями и витражами. Он также увидит фотографию старика с точеными чертами белого как мел лица, длинными седыми бакенбардами, в сюртуке, открывающем две тонкие полоски манишки вокруг черного галстука.

Если бы Мегрэ лучше разбирался в светской жизни Парижа, он бы знал, что старый Бальтазар завещал свой особняк со всеми коллекциями картин государству при условии, что дом превратят в музей. После его смерти об этом много говорили. Больше года эксперты вели ожесточенные споры, и в итоге государство отказалось от завещанного имущества, поскольку большинство полотен оказались подделкой.

Однажды Мегрэ увидит и портрет его дочери, со стянутыми на затылке в пучок волосами, силуэтом в стиле императрицы Евгении и таким же холодным лицом, как у основателя династии.

Что касается Фелисьена Жандро, то его нафабренные усы, светлые гетры и трость с золотым набалдашником он имел честь лицезреть воочию.

– Похоже, старик ненавидел весь белый свет, включая своего сына, зятя и, наконец, месье Ришара, которого хорошо изучил. Исключение составляли лишь его дочь и внучка, мадемуазель Лиз. Он утверждал, что только они удались в его породу, и в связи с этим составил непростое завещание. Месье Бракеман сможет вам рассказать подробнее.

– А кто это?

– Его нотариус. Ему сейчас около восьмидесяти. Все остальные его побаиваются, поскольку он один все знает.

– Знает что?

– Мне не сказали. Все должно открыться, когда мадемуазель Лиз исполнится двадцать один год, поэтому они сейчас так бесятся. Я ни на чьей стороне… Хотя, если бы захотела…

Мегрэ ощутил порыв вдохновения.

– Месье Ришар? – спросил он, подыгрывая ей.