Записки Мелового периода (СИ)

Илья же по мере опустения второй бутылки, яростно спорил с ними, ударяя себя в грудь, или неожиданно начинал соглашаться. Когда разлили по последней, гости заметно загрустили и Володька, выражая общественное мнение, предложил сбегать, взять ещё. Дело-то хорошее, говорил им Илья, нужное дело, да вот только завтра надо эксперимент начинать, прямо с утра (они с Володькой работали вместе, в одной комнате). Ну и хрен с ним, возражал Володька, начнём, куда мы денемся, в первый раз что ли. Спорить было бессмысленно, да и не особенно хотелось, и они сбегали. Приняв ещё алкоголя, пьяный, женатый Володька, стал завидовать Илье, объясняя ему, какой он дурак, раз до сих пор не понял всех преимуществ холостяцкой жизни. Он де, Володька, будь холостым, сейчас менял бы женщин, как перчатки, а так вот, по глупости, по молодости повесил себе хомут на шею, и теперь вот… Что, "вот", было не ясно, потому что Степановы жили душа в душу ещё со студенческих лет, растили двух пацанов, а Ольга была милейшей женщиной. Володьке можно было только позавидовать.

Потом гости как-то сразу утратили интерес к этой проблеме, стали рассказывать, кто какие слышал новые анекдоты, и ржать над ними. Илья принёс гитару, и сев в углу принялся бренчать, что-то тоскливое.

Когда прикончили последнюю порцию спиртного, у Марека бриллиантовой гранью сверкнула мысль, — пойти в общагу, к одной своей, очень, ну очень старой знакомой.

— Такая тёлка! — объяснял он, делая энергичные жесты руками, показывая какая. — И у неё ещё куча подружек! — он показывал, какая это большая должно быть куча.

— Я готов! — сразу согласился женатый, пьяный Володька.

Илья же, поначалу идти наотрез отказался, ссылаясь на отсутствие подобающего настроения, однако они прилипли к нему, как банные листья к голой заднице, и он, проявив мягкотелость, дал-таки себя уговорить.

Холодища, надо сказать, в то время стояла страшенная! Но подвыпившие друзья её не замечали. Илья ясно помнил, как громко скрипел под ногами промёрзший снег, ярко искрясь в свете почти полной луны, а мужики всю дорогу чему-то ржали. Когда они добрались, наконец, до общаги, и в клубах пара ввалились в вестибюль, на ходу что-то там втирая вахтёрше, выяснилось, что Марек, оказывается, спьяну забыл, в какой комнате проживает его пассия, и даже её фамилию, и потом долго ходил по общажным коридорам, выясняя.

Илья хорошо запомнил жгучее чувство неловкости, от мысли, что они сейчас запрутся к совершенно, считай, незнакомым женщинам, а те может быть, уже спят. Он от всей души желал, чтобы Марек никого не нашёл, и они поскорей убрались восвояси. Но Марек-таки нашёл, пройдоха. И никто там оказывается, не ложился спать, а сидела и веселилась целая компания каких-то девиц разного возраста, все к тому же на крепком взводе. Присутствовал там, правда, и один мужичок, но он уже был на расслабоне, и очевидно не воплощал надежд обитательниц общежития. По этой причине, внимание хозяек всецело переключилось на незваных гостей.

Марекова подружка, изрядно пьяненькая, с радостным визгом повисла у него на шее. Она, действительно, была ничего себе дамочка. Что она только в нём нашла, недовольно думал Илья, наблюдая, как Марек, аж хрюкая от удовольствия, весело тискает и тормошит её. Что они вообще все в нём находят? Вон урчит как котяра. «Он такой забавный» — поясняла, как-то ему Анюта. Забавный? Тоже мне, клоун.

Толстый, носатый, кудрявый Марек, меж тем, освободившись от объятий своей подруги, принялся знакомиться со всеми девицами, обстоятельно представляя им своих спутников и откровенно рекламируя их, поминутно вызывая тем, приступы женского смеха. Потом им налили штрафную, они выпили. Дальше у Ильи начались, а затем и участились, провалы в памяти. Воспоминания об этом вечере у него остались весьма отрывочные. С кем-то танцевал, потом курил (он всегда курил, когда напивался), а пепел стряхивал в любезно выделенную ему пластмассовую пробку от винной бутылки. Потом пили опять. Марек произносил невообразимо замысловатые тосты и спичи, в которых постоянно запутывался, так как тоже был пьян. Потом Илья в секундном просветлении обнаружил себя, в полутёмном коридоре, целующимся с какой-то девицей. Ни лица, ни имени её, он не запомнил, осталось только воспоминание, что грудь её была большая и мягкая, и кажется, даже бюстгальтера не было под блузкой. Сильно и приторно пахло каким-то парфюмом.

Как он в итоге очутился дома, для него осталось загадкой.

* * *

Когда в районе восьми часов утра, с невыразимо гадким вкусом во рту, Илья очнулся на своем нерасстеленом диване, то обнаружил, что вчера смог снять только верхнюю одежду. С отвращением он стащил с себя пропахшие табачным дымом свитер и брюки. Перед глазами еще плыло, а в затылке уже закипали первые пузырьки будущей головной боли. Со стенаниями он повлекся в туалет, а затем на кухню, где с трудом проглотил две таблетки цитрамона, запив их рассолом, оставшимся от вчерашних огурцов. Затем вернулся в комнату, рухнул на диван и, завернувшись в одеяло, снова забылся тяжким сном.