Записки мертвеца

Сейчас, восстановив в голове карту тех мест, я понимаю, что поворот направо зациклил бы мой маршрут, и я, если повезло бы, миновав целый квартал, вернулся бы к трамвайным путям. Но то сейчас. Тогда я не располагал такой роскошью, как время, и мне не хватало его даже для того, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на вещи логически.

Я повернул на нужной улице и проследовал вдоль неё. Я вспомнил, что в конце неё должен буду встретить большую аптеку, и когда это произойдёт, я окажусь рядом с Ириным кварталом, а значит — буду почти у цели. От этой мысли бежать я стал чуть быстрее. Дыхание моё восстановилось, а на уставшем и потном лице, вероятно, появилось подобие улыбки. Улочка была узкой, и дороги здесь были ужасными: яма на яме, кое-где — присыпки щебня, которых я всеми силами старался избегать. Наступи в такую, и камни зашуршат на всю округу.

Возле большой аптеки стоял минивэн. Возле него стоял человек. Я не знал, жив он или мёртв, до тех пор, пока он не окликнул меня:

— Э! Ты куда такой?

Я даже остановился, и даже попытался ответить что-то. Но в горле у меня уже давным-давно напрочь всё пересохло, а отдышка схватила меня за шею так, что я не мог выдавить из себя ни слова. Коммуникацию с незнакомцем я так и не установил, и это помогло мне опомниться: разве я пришёл сюда с кем-то разговаривать и здороваться? Нет, чёрт возьми, я уже почти на пороге того самого заветного дома, а значит — нельзя терять ни секунды! И я развернулся и направился дальше.

Я пересёк улицу под окрики того человека рядом с минивэном и оказался в Ирином квартале. Вдалеке, на проспекте, всё было плохо: всё та же орда мертвяков, пусть и не такая сплочённая и кучная, как там, откуда я только что прибыл. Но лучше было не рисковать и не пытаться идти через них: вдруг не все они окажутся аморфными и неповоротливыми живыми мертвецами, которых и живыми-то назвать язык не поворачивается. Наверняка кто-то из них перед смертью и превращением не был травмирован и сохранил способность бросаться на людей со скоростью волка. Нет, ни в коем случае. Лучше, как и планировали — через дворы.

Здесь я уже наизусть помнил все повороты и точки смены направлений: прямо, налево, направо, налево и прямо — прямо до самого конца. На этапе первого «прямо» всё было гладко. После поворота налево — тоже. Затем, повернув направо и выйдя на протяжённый участок пути, я увидел, как пятеро заражённых стояли то тут, то там и намертво запечатывали весь дальнейший проход вглубь дворов. Всего в этом отрезке пути было не больше сотни метров. Это была дорожка, тянувшаяся вдоль подъездов очередного длинного пятиэтажного дома. Справа располагалась россыпь неуклюжих гаражей с металлическими стенами, больше напоминавших ветхие сараи и стайки. Чуть поодаль от них — детская площадка с убогими, ржавыми качелями с облупившейся краской и истёртыми сиденьями. Рядом была такая же ржавая, чуть покосившаяся горка, на которой уж точно никто давным-давно не катался. Наверняка на этой площадке родители разрешали своим детям играть только в песочнице, представлявшей собой массу перемешенного с землёй песка, насыпанного в большой, наполовину сгнивший деревянный короб. Убогость таких площадок совершенно не бросалась нам в глаза, когда мы были детьми. Мы были детьми, и этого уже было достаточно для того, чтобы даже самые тусклые уголки этого жестокого мира играли пёстрыми красками неизбывного счастья. Я решил, что возвращаться назад уже нет смысла. Что парочка мертвяков, стоявших ближе всего ко мне, уже заметила меня и непременно пустится в погоню. И непременно настигнет меня, когда я, сбитый с толку, заплутаю в этих дворовых лабиринтах. Нет, так я умереть не хочу. Если и встречать свой конец, то в каком-нибудь местечке вроде этой самой детской площадки: в месте омерзительном по своей форме и состоянию, но таком обаятельном и прекрасном по своему духу и по самой своей сути.