Записки мертвой души

принуждает. Она дает право выбора, свободу. В этом и заключается вся суть

любви. Она не ограничивает, не сковывает тебя, не превращает в слепого

глупца, движимого низменными инстинктами. Наверное, надо быть

особенным человеком, чтобы узнать любовь.

Все ее получить не могут. Люди постоянно жалуются на одиночество,

проклинают судьбу и Бога, ищут всю жизнь любовь. Мне всегда было с этого

смешно. Ну, не может быть любовь у всех. Привязанность, даже очень

глубокая, — да, желание обладать телом — да. Самые разные чувства и

желания могут маскироваться под любовь. Но настоящее чувство встречается

так редко. К нему нужно прийти, его нужно выстрадать, искупать в своей

крови и боли. Иначе, о какой любви можно говорить, если ты не готов отдать

жизнь и все, что у тебя есть, за этого человека? О чем сейчас говорила Дина?

Понимала ли она сама, что за чушь несла? Понимала ли она, что сошла с ума,

что больна?

— Да, как ты смеешь так говорить, дрянь! — закричала она и кинулась на

меня, но была внезапно отброшена назад неведомой силой.

— Что ты сделала? — в шоке прошептала Кетрин, таращась на меня.

— С чего ты взяла, что это я что-то сделала? Ты же видела, что я даже рукой

не пошевелила.

И вправду, что это было? Как будто вокруг меня было поле, некий щит. Как

выяснилось потом, так оно и было. Но на тот момент ответа не знал никто.

— Ты явно что-то скрываешь. И я узнаю, что! — прошипела Дина, забираясь в

свой угол.

Как она мне надоела. Кто бы знал! Когда ее уже убьют? Я не могла дождаться

этого радостного момента. Правда, у меня осталась куча вопросов. Первый —

что за «бездушные»? Второй — почему Таня и Эрика спали? На второй

вопрос я решила найти ответ немедленно. Но чтобы встать и подойти к ним

мне понадобилось много времени. Ноги болели после полученных ожогов,

их было трудно переставлять, но я все же потихоньку на них встала,

превозмогая боль. Провела рукой по лицу, нащупывая шрам и вздохнула. Ну,

вот, теперь и лицо изуродовано. Какая разница. Раны на животе не болели, я

их вообще не чувствовала. Это было очень странно. Посмотреть бы, что там с

животом, но мне не хотелось делать лишних движений, даже если и нужно

было просто опустить голову. Я была абсолютно голой. Накидка осталась в

спальне Люцифера. Какое, должно быть, уродливое у меня сейчас тело!

Хорошо, что нигде не было зеркал. Я не хотела видеть себя такой, ни за что.

Больше всего боли доставляла рана между ног. Этот изверг просто разорвал

меня там. Гребаный садист и маньяк! Я знала, что внутренняя сторона бедер

была вся в крови. Фу, как мне было противно от своего собственного тела.

Помыться бы и сбежать отсюда. Надо было срочно что-то придумывать,

просто срочно. А пока, еле встав на ноги, я начала двигаться в сторону Тани и

Эрики. Пора бы их уже разбудить. Сколько можно было спать?

— Куда ты? Не трогай их. Тебе не понравится то, что ты увидишь, — сказала

Кетрин.

Мне все здесь не нравится. Так что теперь — выколоть себе глаза?

— Сама разберусь.

Доковыляв до угла, где лежали тела двух женщин, я оперлась на стенку,

давая себе время, чтобы отдышаться, и потрепала за плечо одну из них, но

ответа не последовало.

— Девочки, просыпайтесь. Хватит уже спать!

Но они все также молчали. Тогда я перевернула одну из них, вроде Таню, и с

криком отступила назад. У нее не было лица, одно сплошное кровавое

месиво! С телом — то же самое. Местами она было словно выедено, как

будто кто-то... ел их. Меня затошнило, но огромным усилием воли я

сдержала рвоту. Трогать Эрику я не стала. Там, как я поняла, ситуация была

не лучше.

— Что с ними? — спросила я, отходя в свой угол, подальше от этого кошмара.

— Я же говорила. Они — игрушки демонов. Асмодея и Астарота.

— Игрушки? Но они мертвы!

— Это просто другая форма жизни. Демоны захотели видеть своих рабынь в

таком виде, поэтому они живут тут с нами.

— Что?! Остановись, ради бога! Они не живут. Они мертвы. МЕРТВЫ!

Понимаешь? Подойди к ним, посмотри на них. Их лица и тела обглоданы.

Скажи еще, что это любовь.

— Конечно, любовь. А что это, по-твоему? Они приходят к своим любимым

игрушкам иногда, забирают их и дарят свою любовь. Никто не виноват, что

демонам нравятся молчаливые куклы, — пожала плечами Дина.

Я не стала отвечать ей, понимая окончательно, что она не просто сошла с

ума, она уже родилась больной. Может быть, ей так промыли мозги здесь, в

аду, что она говорит, даже не понимая, что именно. Но это было абсолютно

не смешно. Это было страшно. Остальные, интересно, придерживались

такого же мнения? Если да, то их всех надо было убить ко всем чертям.

Вернувшись на свое место, я впала в некий транс, пытаясь осознать все, что

увидела и узнала. На это явно нужно было время. Что за бездушные? Этот

вопрос меня очень волновал, но спросить было не у кого. Говорить с этими

чокнутыми я не решалась.

— Ланская, на выход! — раздалось хрипение Вила, а через секунду и он сам

появился передо мной.

— Опять к нему? — спросила я чуть ли не со слезами на глазах. Так быстро!

— Нет. У меня другие распоряжения на твой счет. Давай, на выход.

— Вот так голой?

— Да, так. Пошевеливайся.