"На третий день человек из Москвы отошел, лед стал таять и язык" развязался... Ах, лучше бы он остался навеки завязан!
Если нужно собрать все, что он сказал, передал, выплакал в одно слово: Апатия!.. Или, как когда-то написал Мережковский в "Больной России": "Головка виснет!..".
Чего хотят москвичи?
Ничего.
-- ?!
Скажите москвичу: протяни руку к другому концу стола и дело в шляпе!
Не хочу, не протяну!
Чего же ты хочешь?
Хочу умереть.
Если бы грязным, голодным, оборванным скелетам, запирающимся в восемь часов вечера (нормальные пять) в их конуру, рассказали, что в этот же день, в городе Париже, разыгрывается "гран-при" и стасемитысячная нарядная возбужденная толпа вся слилась в одной мысли: выиграет "Ксар" или проиграет?
Москвич хмуро посмотрит, в душе назовет вас Хлестаковым и робко спросит: "Наладилась" ли жизнь в Европе и дают ли "без карточек хлеб и мыло?"...
Конечно, Стеклов -- хам и врун, конечно, его "Известиям" не верят даже воробьи, но... неужели же в Париже каждый вечер горит электричество и по всем линиям ходит трамвай и не будит "социального пожара?"...
"Головка виснет", а душа медленно горит в пламени рабьего бессильного бунта. В любой из комнат совнархоза сидят десятки отчаявшихся. Что они делают?
Прячут под сукно бумагу.
Дежурный холуй требует в экстренном порядке "представление" в какой-нибудь "наркомвнешторг" или что-либо в этом роде.
Рабы стискивают зубы: а ты спешишь! чорт тебя не съест! Посидишь!
И бумага, переходя от стола к столу, прячется на каждом столе под сукно. Простой ордер от двери к двери путешествует месяцами.
Бывшие адвокаты, бывшие инженеры, бывшие директора заводов отсиживают свои восемь часов, похлебывая горькую морковную бурду, загрязненную патокой ("чай с сахаром для спецов первой категории!") и мечтают: хоть бы сыпняк свалил, хоть бы зимой замерзнуть!..
Ну, а ваша доблестная всеграбительская сифилитическая "красная армия"? Ей хоть жрать дают?
Армия? Вся в целом -- орда вшивых босяков. Чтоб их покормить, придумывают восстание, а при "усмирении" разрешается грабить.
На чьих же штыках Кремль сидит?
50 000 квалифицированной сволочи ("Вохра" и буденовцы) сыты, одеты, обуты, ибо для их-то нужд и покупает Красин хаки, а Левидов ходит по Сити, устанавливая "товарообмен".
Мечта спеца из совнархоза -- отдать дочь на содержание к буденовскому "кентавру".
Сама наестся и семье пошлет.
Иначе совсем жуть: к осени голод нагрянет. Хотя его особенно не боятся.
Надо же как-нибудь кончать, эсэровскими разговорами не спасешься. Либо голод, либо чума, третьего нет...
На Монмартре гудят такси, в кафе "Рояль" неистовствуют джаз-банды, веселые женщины перекидывают шарики; и ротационные машины выбрасывают новые и новые экземпляры "Юманитэ": в тысячный раз Кашэн доказывает "несчастной буржуазной Франции", как бесконечно сладко жить в самой свободной в мире республике..." (Общее Дело.-- 1921. -- No 353. -- 4 июля. -- С. 2).
X. В книге "Последыши" под названием "В Мажестике и в Джерсей-Сити" (С. 99--121). В этой главе использован текст очерка А. Ветлугина "Демпсей или Карпантье?", опубликованного в газете "Общее Дело" 2 июля 1921 г. за подписью "Дельта" (No 351. -- С. 2), а также неподписанный текст о Карпантье, опубликованный в "Общем Деле" 5 июля 1921 г. в постоянной рубрике "Парижские мелочи" (No 354. -- С. 4).