Записки на айфонах

Пролистав результаты всего и вся, женщина выпуска середины прошлого века, с научными и административными регалиями, вызывающими дрожь во всем квартале, надев посмертную маску Гоголя, заявила следующее:

– А я знаю, что с вами.

Голова пациентки от любопытства перестала болеть и превратилась в одно большое ухо.

– И что же?

– Вы только серьезно отнеситесь к моим словам.

До этой неординарной рекомендации знакомая, разумеется, относилась ко всему несерьезно.

– Я думала, думала и, знаете что…

В ожидании катарсиса даже снег на улице остановился и прислушался.

– Сглазили вас!

Конец фильма.

P.S. Голова вскоре прошла.

P.P.S. Я вот думаю, с рублем та же беда. Сглазили его.

Мечта

Мне кажется, прекрасно стать исполнением чьей-то мечты.

Пролог

Общался я тут с одной содержательной руководительницей. После обсуждения скучных дел перешли к ностальгии и подготовке к пенсии. Отмечу, что собеседница сурова, умеренна и благопристойна.

В связи с этим я «надел» на речь фильтр и в основном разглагольствовал о том, что с возрастом уже не каждую выставку хочется посетить и Гегеля проглатываешь не за день, как раньше.

«Александр, дело не возрасте и не в отсутствии желания жить ярко, а исключительно в количестве сил. Вот в юности: пьешь семь раз в неделю и секс три раза в день. А сейчас из-за работы просто уже сил не хватает».

Я поперхнулся и подумал о том, что моя, как мне казалось, бурная молодость в таком случае вообще зря прошла.

А вот некоторым есть что вспомнить.

Основная часть

Однажды мой товарищ Кирилл влип. Мы были знакомы по даче, в городе общались реже, поэтому, встречаясь летом, начинали беседу с сочинения: «Как я провел зиму».

Последнюю школьную зиму мы провели тяжело. Все готовились к поступлению, пытаясь втиснуть между тусовками репетиторов и подготовительные курсы. Некоторые еще и любовь пробовали запихать в это расписание. Ну как любовь. Похотливые пробы пера.

Кирилл обгонял нас всех в развитии и еще в прошлое лето рассказывал о прелестях легкой эротики. От зависти мы как могли пытались исключить его из наших рядов, так как слушать о живой женской груди было невыносимо, на рыбалке особенно. Ну представьте. У тебя клюет. Ты мечтаешь о леще. А тут «а вот, если еще и попросить ее…» Теряешь сознание и леща. Обидно вдвойне. А самому сказать нечего. За одиннадцатый класс мне кое-как наскреблось чем ответить, и я ждал каникул, чтобы, наконец, умножив все, что было, на три, заткнуть ненавистного соседа.

Кирилл прибыл мрачный. Мы сели в лодку, достали сигареты «BT», я блеснул «зиппой», утопленной моими кривыми руками уже через день, и поделился своим опытом сатанинского петтинга.

– Ну а ты как?

– Да на прошлой неделе родители запалили меня дома, такая разборка была, как будто я трахался с нашим попугаем. Мать орала, что я животное и что она не потерпит шлюх в своем доме. Отец хоть молчал, и то хорошо.

После слова «трахался» я сразу понял, что могу свои невинные истории свернуть в трубочку и скурить, и вновь превратился в слушателя.

– А с кем запалили-то и как?

– Да с химичкой нашей.

Мне захотелось немедленно утопиться. Именно утопиться. Потому что убийство Кирилла ситуацию бы не спасло. Он бы и из-под воды смотрел на меня с презрением и снисхождением.

Оставалась последняя надежда на то, что химичка старая и, соответственно, страшная. У нас была в школе учительница английского. Мы обожали дискутировать на тему «Неужели и в таком возрасте она кому-то нужна?». Старухе было тридцать шесть. Сейчас, смотря на фотографии, могу ответственно заявить: «Мне бы – да».

Наскоблив внутри равнодушия, я спросил:

– Сколько лет?

– На грани. Двадцать пять.

«Сука, сука, сука и сволочь!!!!» – это были мысли.

– Если симпатичная, то можно, – это были слова.

– Симпатичная!

– А случилось-то что? – Я начал мысленно изготавливать куклу вуду.

– Родаки уехали в Ригу и с какого-то хрена вернулись раньше. В самый разгар, прикинь, заявились. А мы так шумели, что на лестнице слышно было. У нас же дверь, считай, картонная. В общем, говорить, что химию учили, было без понту. Знаешь, мама так ее обзывала… Я не думал, что она слова такие знает… Сказала, что всю жизнь ей сломает, по судам затаскает. Я за химичку так волнуюсь теперь, ну в чем она виновата…

– И что теперь будет?

– Я пытаюсь маму уговорить, что я сам виноват, что инициатива моя, что химичка ни при чем, но чего-то пока бесполезно.

– Может, отцу с ней поговорить?

– Он сказал, что я для мамы – самое дорогое и ей нужно время, чтобы понять, что я вырос и в моей жизни могут быть другие женщины, и чтобы я не принимал близко к сердцу такую ее реакцию. Я задумался. А ведь правда, я же у нее один, и какая-то другая женщина в тот момент для меня важнее, чем мама. Я просто не думал об этом, наверное, папа прав. Так что я, пока мама не привыкнет к тому, что я взрослый, не буду ей особо ничего рассказывать. Папа, конечно, офигенный, так быстро мне все разложил. Тоже переживает за нее.