Записки натуралиста

Грива начиналась неподалеку от речки и неширокой полосой уходила в глубь болота, наверное, метров на семьдесят. Сравнительно сухая почва гривы заросла густым черничником, к соснам примешивались небольшие елочки, молодые березки, осинки, но деревья были невысоки, и весь этот темный участок леса издали как-то не выделялся среди сосняка болота. Можно было пройти мимо него совсем близко и не предполагать, что рядом скрывается сухая рёлка. Вот я и решил, что никто из охотников не найдет этой гривы и что поселившийся здесь глухариный выводок сохранится.

Мое предположение оправдалось. Ничем не тревожимый глухариный выводок продолжал держаться на одном и том же месте. Прошло недели две, и я, рассчитав, что глухарята достаточно подросли и оперились, отправился на знакомую рёлку. Из дому я вышел около двух часов и, дойдя по берегу речки до замеченного мной места, свернул в сторону и вскоре выбрался на знакомую рёлку. Весь выводок в этот момент собрался на черничнике и поднялся почти из-под самых ног.

Первым же выстрелом я убил молодого петушка-глухаренка и, выбрав удобное сухое местечко, уселся на большую кочку среди черничника, прислонил к дереву ружье и, положив глухаренка себе на колени, стал не спеша снимать с него шкурку. Снять шкурку с птицы для меня пустяки — вся процедура займет самое большее десять минут. Но на этот раз я растянул работу по крайней мере на полчаса. Уж очень хорошо было кругом, спешить было некуда, так как на обратном пути я хотел выйти к озеру и отстоять вечернюю зорю на уток, а до зори было много времени.

Только сделал я разрез на брюшке убитой птицы, как прилетел трехпалый дятел. Прилетел он, видимо, в знакомое место, и не просто ради прогулки, а чтобы добыть насекомых, но, увидев меня, от удивления, если так можно выразиться, рот разинул.

Видит: сидит в его родном лесу какое-то чучело, не шевелится — не то пень, не то что-то живое — ничего понять не может. В одно и то же время страшно и интересно. Сначала садился он на стволы сосен с противоположной стороны и, поднимаясь вверх, заглядывал из-за прикрытия, потом успокоился, осмелел и по дереву лазить стал. Но только своим делом — насекомыми — никак всецело заняться не может. Постучит по стволу длинным клювом, извлечет какую-то личинку и опять на меня уставится, — видимо, его мои глаза смущают. Но наконец дятел закончил свое дело и улетел. Вероятно, на выяснение — пень это или человек — у него не было времени.

И тогда я опять стал снимать шкурку с глухаренка, но не успел закончить начатого. С правой стороны услышал слабый шорох и треск сухой ветки. Из болота на рёлку выбралась косуля, сделала несколько крупных прыжков и остановилась в десяти шагах от меня. Повернувшись в том направлении, откуда прибежала, она прислушалась, шевеля своими большими ушами, и, круто, под прямым углом, изменив первоначальное направление бега, поспешно поскакала от меня вдоль рёлки. Меня косуля не заметила — ведь пока она топталась на одном месте, я не шелохнулся. Безусловно, зверь был чем-то встревожен, и если остановился на мгновение, то лишь для того, чтобы передохнуть на сухой рёлке после быстрого бега по топкому моховому болоту.

Не успел я все это обдумать, как опять услышал неясный шорох и увидел вторую косулю. Как и первая, она появилась с правой стороны, с болота, на минуту остановилась на рёлке, послушала, повернувшись обратно, и, круто изменив направление, поспешно ускакала по следу первой. Одним словом, вторая косуля повторила все движения, проделанные за две минуты перед этим первой косулей.

Наблюдая со стороны, можно было подумать, что обе косули бежали по хорошо проторенной дорожке. Впрочем, звери всегда избирают более удобный путь; поэтому, где пройдет одно животное, обычно пройдет и другое. Даже охотники, и те, бессознательно и не замечая этого, ходят по лесу одними и теми же путями: никому не захочется наклоняться под низкую ветку, когда её сторонкой обойти можно, или лезть через хворост, когда он обязательно треснет под вашей ногой. В результате же получается, что охотники ходят по одной и той же невидимой тропке, пока не поймут этого и сознательно не свернут в сторону.

Исчезла и вторая косуля, а я все сидел на том же месте и старался понять, что испугало животных. По поведению косуль, по движению их нервных ушей, которыми они пытались уловить какие-то звуки, по глазам я видел, что они чем-то сильно испуганы и утомлены быстрым бегом по трудной болотистой местности.

В эту секунду справа от меня вновь зашуршала лесная подстилка. «Неужели опять косуля?» — подумал я, повернувшись по направлению звука. Но на этот раз увидел не косулю, а какого-то странного крупного зверя со светлой окраской меха. Явно преследуя свою добычу, он выскочил из болота на рёлку, в одно мгновение пересек ее поперек в десяти шагах от меня и тотчас исчез в болоте слева от рёлки. Треск сухой ветки и всплеск воды свидетельствовали о его поспешности. Безусловно, зверь пытался догнать косуль, но в спешке сошел со свежего следа.