Записки нечаянного богача – 3

Яхта называлась «Кето». То есть олицетворяла сестру того самого «Нерея», который катал нас по Волге и каналу имени Москвы. Но сестрица была значительно крупнее, чуть ли не в два раза. Оно и понятно — на Атлантике шлюзоваться не нужно, да и берегов моряки, бывает, неделями не видят, так что и скромничать в размерах смысла нет. На борт поднялись обе наши семьи, непременный Фёдор и еще один господин, дожидавшийся нас у трапа. Всезнающий эрудит вполголоса пояснил мне, что это — представитель «Ассоциации спасения галеонов», самой крупной, именитой и влиятельной организации Испании, которая единолично решала, кого допускать к поискам и поднятию кладов с морских глубин, а кого помариновать подольше. Выглядел Хуан Мануэль, как его представил Михаил Иванович, натуральным старым пиратом, только серьги в ухе не хватало, попугая на плече не было, и ноги все были свои, не деревянные. Седая короткая борода, крючковатый нос, шрам на всю щеку и взгляд, о который, кажется, легко можно было споткнуться, поводов сомневаться в богатом прошлом испанца не давали. Говорил он хриплым каркающим голосом, а после отправился на нос, оперся локтями о борт и затянул какую-то протяжно-заунывную песню, словно планировал усыпить ей бдительных подводных тварей.

«Кето» ходко отошла от пирса, заложила вираж и вышла на нужный курс. Дамы и дети загорали на верхней палубе, мы с мужиками сидели в одной из кают и снова проговаривали детали. Меня во всей этой истории касалось только данное старому Ланевскому обещание добыть крестик. И это мы отдельно обсудили с кардиналом. Он посоветовался с кем-то по рации и получил подтверждение: если в указанном квадрате будет хотя бы грамм золота — его непременно поднимут. И если от тайного царского лазутчика осталось ещё хоть что-то — тоже не забудут. Уголок трюма, где довелось встретить свою смерть, Змицер нарисовал мне пальцем прямо на той скале, где мы сидели. Всё, что было сказано, показано и случилось в том сне, я запомнил накрепко. А в особенности то, что духов старых покойников не рекомендовалось трогать руками.

Ближе к точке выбрались на свет и свежий океанский ветерок и мы. Впереди на рейде качалось судно, на фоне которого «Кето» выглядела дюймовочкой, а «Нерей», надо полагать, вовсе потерялся бы. Настоящая баржа, какие я помнил с детства, только выше и ещё длиннее. На ней кипела суета и шло постоянное движение — тали и лебедки переставляли что-то с места на место, от борта опускались на воду одновременно два шлюпа или бота. Короче, два катера человек на десять каждый, которые, едва опустившись, взревели спаренными движками и отвалили в сторону. Там, в той самой стороне, ярко-оранжевыми буями было огорожено место, где, пожалуй, можно было сыграть в футбол, надумай вода Атлантики вдруг застыть. Вокруг этого футбольного поля, чуть заметно покачиваясь, стояло с десяток, наверное, судов поменьше баржи, но побольше тех катеров, что она спустила на воду. И на каждом народ был явно занят. Да, умел Михаил Иванович масштабно мыслить и организовывать процесс. Мы с полчаса где-то наблюдали одно из тех четырёх зрелищ, на которые можно смотреть вечно. Ну, в том смысле, что вечно можно смотреть на горящий огонь, бегущую воду, то, как другие работают, и как тебе из окошка кассы зарплату выдают. А потом вернулись в каюту.

На огромном экране там шла картинка с морского дна. Вокруг основательно почищенного от песка галеона были установлены какие-то леса, типа строительных, тянулись трубки, провода и даже двигались транспортерные ленты — никогда бы не подумал, что такую комсомольскую стройку можно меньше чем за сутки развернуть на дне океана. Но изображение говорило само за себя. По дну топали, поднимая дымные облачка, какие-то инопланетяне в неуклюжих скафандрах — тяжелые водолазы. Со всех сторон вокруг них порхали обычные, легкие. Это немое кино, иногда прерываемое шипящими докладами и кратким обменом данными по рации, завораживало. И ещё чем-то напомнило игру из детства — Электроника «Тайны океана». Там тоже суетились мелкие водолазики, пытаясь не попасться в щупальца огромному спруту. Оставалось надеяться, что за три столетия именно этот галеон не облюбовало какое-нибудь подводное страшилище. Ну, или облюбовало, но уснуло от заунывного пения Хуана Мануэля.

Вдруг картинка поменялась. Среди зеленых стен, покрытых водорослями и ракушками, плыли вперёд две руки, подсвеченные лучом фонаря, видимо, закреплённого на голове, рядом с камерой. Осматривая заросшие какой-то колышащейся тиной поверхности, я замер.

— Вот тут, справа, нужно счистить зелень, — подался я вперёд, к экрану. Фёдор повторил то же самое в рацию.