— Уже не о чем? — уточнила она, надавив на «уже». Фраза оригинально сочетала волнение, граничащее с паникой, и вызывающую язвительность. Но именно в такой последовательности.
— «Просто приходил Серёжка — поиграли мы немножко», — виновато ответил я фразой из детства, трогая пальцем прокушенную губу. Крови почти не было.
— За него пусть его семья переживает! — но проявившиеся было в голосе скандальные нотки пропали внезапно. — Ты же всех победил и спас, правда?
— Да, — сперва я покаянно кивнул, но вспомнил, что через телефон этого не увидать, и произнёс вслух.
— А мы и не сомневались. Ты у нас самый лучший муж и папа. Возвращайся скорее, мы скучаем, — мягко сказала она под непрекращающееся громкое поддакивание Ани на заднем фоне.
— Дня три дай — и прилечу. Осталось два дела сделать. Нет, три, — почесал я бровь.
— Всего-то? — я словно воочию увидел, как взлетают Надины брови над смеющимися глазами-радугами. — Ты нашёл в Белоруссии золото, алмазы и Всеславову могилу? Ну так это тебе до обеда только, куда три-то дня?
Было слышно, как отпускает её тревога, и ей на смену приходит то, что в неакадемических кругах называют адреналиновыми отходняками.
— Лучше, Надь. Дороже. Друзей нашёл, хорошим людям помог, плохим — помешал, — я говорил спокойно, глядя на то, как закатывает глаза, сложив руки на груди, Головин, словно актёр Роберт Дауни-младший с известной картинки. И как расходятся в синхронных улыбках губы Дагмары и усы Василя.
— Нужна помощь твоя в важном деле, Надюш, — добавил я в голос деловых ноток, меняя тему.
— Говори! — мгновенно собралась жена. Видимо, наглядный пример и общество Михаила Ивановича и Фёдора благотворно на неё влияли.
— Завтра нужно будет съездить на три адреса неподалёку от тебя. Возьми детей и кого-нибудь, кто испанский понимает, у Фёдора Михайловича спроси. Там будет три дома. Выбери один, и мне пришли фотку с адресом — там снаружи на заборчиках таблички такие зеленоватые, под бронзу.
— Я знаю, где тут адреса на домах пишут. Что ты задумал, Волков? — подозрительно поинтересовалась она.
— Да говорили как-то с Михаилом Ивановичем, что неплохо было бы по соседству жить. И детям раздолье, и вам с Леной на мобильной связи сплошная экономия. И нам с ним вечерами в картишки перекинуться, — я старался говорить легко, как о давно решённом, потому что споров с женой сейчас бы не вынес — в сон клонило со страшной силой. Рубило прямо.
— Дим, я громкую связь включу, Ане тоже расскажи, а то у меня слов что-то не хватает, — ого, не припомню навскидку ни единого раза, чтобы у Надежды кончился вокабуляр.
— Папа, папа, привет! — слышно, что недавно плакала, в нос говорила.
— Здравствуй, солнышко. Вы завтра с мамой и Антошей поедете домики смотреть, помоги маме выбрать красивый и уютный, хорошо? — я улыбнулся и на душе потеплело.
— Как у деды Миши, такой же? — с восторгом закричала в трубку дочь.
— Ну, нам, наверное, такой же большой не нужен, но ты посмотри сама внимательно, чтобы всё на месте было — и комната твоя, и мангал во дворе, чтобы было где хлеб и сосиски жарить. Смотри, дело серьёзное. Справишься?
— Да, пап. Мне брат поможет, он совсем взрослый стал, почти как ты, — я будто наяву видел, как она кивает, тряхнув косичками.
— Умницы вы у нас с мамой. Спасибо. А за Лобо не переживай — он ко мне приплыл, мне помощь его нужна была. Привет тебе передаёт, мы с ним вместе прилетим скоро, не скучай.
В трубке повисло молчание, и лишь по дальним крикам чаек было понятно, что связь не прервалась. Видимо, девочки смотрели друг на друга, пытаясь понять, как и откуда я узнал про волчонка, которого недавно в океан унесла волна. В трёх с половиной тысячах километров от меня.
— Колдун? — неуверенно спросила Аня. Наверное, у мамы.
— Колдун, — с совершенно той же самой неуверенностью в голосе ответила Надя дочке.
— Но добрый! И наш! — тут в голосе Анюты сомнений уже не было.
— Точно. Наш и добрый, — подтвердила жена.
Головин снова принял позу и выражение лица американского актёра, загнав глаза под самый лоб, дескать, видали мы таких добрых — только успевай тела оттаскивать за ними.
— Не сидите на берегу долго, холодает и ветер поднимается, — не удержался я от очередной фразы, которую тоже вполне можно было считать сверхъестественной. Если не думать о том, что на побережье вечером всегда становится холоднее, когда темнеет, и усиливается бриз с океана.
— Ой, иди уже, советчик, своими делами занимайся! — Надя явно махнула руками.
— А мы пойдем к дяде Сальваторе, у него сегодня юб… буй… ябус… уха у него, короче, сегодня! — ловко обошла Аня незнакомое трудное слово «буйабес».
— Приятного аппетита, девочки мои! Передавайте всем привет, — сказал я и отключился. И в смысле звонка, и в смысле — вообще.