Записки несостоявшегося гения

Встретил недавно на улице знакомого. Пару лет назад это чудо, разговор о нем еще

впереди, украшало собой сладкое место замгубернатора. Потерпев поражение в

подковерной борьбе местных “нанайских мальчиков”, сей фрагмент власти был с почетом

препровожден на пенсию по инвалидности, и теперь его переполняла понятная злоба на

более удачливых сослуживцев, мертвою хваткой вцепившихся в служебные кресла.

— Ты только посмотри, кто руководит сейчас областью, — с притворной

озабоченностью злопыхал он. — Знал бы ты, чего стоят на самом деле все эти

заместители, начальники управлений да и сам пан никчемный губернатор! В былые

времена я бы большинству этих бездарей не дал и шнурки завязать от своих башмаков…

Он говорил, а я смотрел на него и видел наглые глаза, в которых таилась

злорадная ухмылка неудачника, сменившая привычную за долгие годы гримасу

вседозволенности. Странно, пожалуй: мы с ним одного возраста, более того, нас учили

одни и те же люди, а его, оказывается, не на шутку беспокоило, кому можно, а кому

нельзя доверять завязывать себе шнурки…

Оставим ненужную критику, ведь успехи державы в самой близкой мне сфере

бытия воистину неоспоримы: расцвет народного образования, в частности, высшей

школы, превзошел самые смелые ожидания. Судите сами: разве не стали все

периферийные институты в одночасье университетами? Придумали — курам на смех! –

разные уровни аккредитации, и теперь даже профтехучилища мнят себя благородной

высшей школой. Приехали…

Вот и Херсонский государственный университет, где учатся тысячи студентов, родители которых имеют средства для оплаты учебы своих отпрысков, честно назывался

когда-то пединститутом. Готовил учителей для городских и сельских школ, и делал это

неплохо. Во всяком случае, купить оценку у институтского преподавателя было

несравненно сложнее, чем в наши дни — у университетского.

Учился я в конце шестидесятых. В то время на филфаке выделялись два

преподавателя, оба заведующих кафедрами: он — русской, а она — украинской литературы, муж и жена — Иван Федорович и Мария Максимовна Задирко. Помнится мне, семейная

история этой пары, будоражащая чуткие до романтики молодые сердца и умы, ко

времени моей учебы в институте передавалась шепотком уже не одним поколением

студентов. Ты понял уже, о ком я веду речь, уважаемый читатель?.

Столичный преподаватель, фронтовик-ветеран, оставивший в Киеве семью и

перебравшийся с любимою студенткой на периферию, был ее на много лет старше.

62

Совершенно седой старик, высокий и подтянутый, — таким я запомнил навсегда

Ивана Федоровича, — в тщательно отутюженном черном костюме, светлой сорочке и

строгом галстуке, был умным, добрым и внимательным человеком. С ним мог любой

заговорить во время перерыва, благо, перекурить он выходил во двор вместе со всеми.

Хорошо помню, как он решился на старости поступать в партию, а другой преподаватель, тоже кандидат наук, единственным достоинством которого, кажется, было лишь

многолетнее беспорочное пребывание в ее рядах, пытался достать его каверзным

вопросом: почему это соискант до сих пор без партийности как-то обходился, а теперь

вот, на седьмом десятке, вдруг — надумал?

В тот день я, студент-четверокурсник, вел собрание и, сочувствуя бедному старику, снял вопрос, лишив слова докучливого педагога. Хотя всем присутствовавшим на

собрании истинная причина поступления в партию их немолодого коллеги была хорошо

известна: по новому положению активные в общественной жизни преподаватели

получали возможность приобретения профессорского звания без докторской степени.

Человек хотел, пусть напоследок, стать профессором. Всю жизнь занимал профессорскую

должность, а теперь возмечтал им стать! Что в этом плохого?

Интересно другое. Иногда жизнь преподносит такие коллизии, придумать которые

просто невозможно. Думал ли он, подающий надежды блестящий столичный ученый, снизошедший с научного Олимпа до уровня безвестной скромной студенточки, что

пройдут годы — и они сравняются? Более того, она, его молчаливая пассия, не только

защитит диссертацию и возглавит параллельную кафедру, но и к тому времени, когда ему

понадобится стать коммунистом, будет не один год возглавлять факультетскую

партийную организацию?

…Теперь об этом уже можно говорить — Мария Максимовна когда-то мне

нравилась. Очень. И как женщина, тоже…

Вообще, я давно заметил на собственном опыте, что дамы, живущие с мужьями, намного старше их возрастом, вызывают у представителей противоположного пола

тщательно скрываемый интерес. Добровольные хранительницы некой тайны, они

невольно влекут к себе особой, только им присущей загадочностью, допускающей

фантастические предположения и даже самые смелые надежды у тех, кого тянет по жизни

в тень, к неведомому, а главное — ко всему порочно-доступному. Разумеется, подобное

обобщение никоим образом не должно относиться, а тем более, умалять явные

достоинства Марии Максимовны, славного, скромного и весьма располагающего к себе

человека.

Она неплохо для своего возраста выглядела. Дорогая, со вкусом подобранная

одежда тонко подчеркивала ее зрелые прелести. Высокий рост, короткая, несколько