Читаем Записки нетрезвого человека полностью

ИК-66. С. 70: «Так, я боюсь Олега Ефремова, который верит в меня слепо и непонятно».

М-67. С. 306: «Так, более всего я боялся Олега Ефремова, который долгое время верил в меня слепо и непонятно».

ИК-66. С. 71: «Начиная с первой, все мои пьесы были ошибочные, их систематически ругали, в момент появления, и много времени спустя, и даже до того, как окончена работа, впрок».

М-67. С. 306: «Начиная с первой, мои пьесы, чем дальше, тем больше, систематически ругали: в прессе, и с трибун, в момент появления и много времени спустя, и даже до того, как кончена работа, впрок».

Следует упомянуть и о расхождениях в ритмической организации текстов, т. е. в делении на абзацы и наличие/отсутствие межстрочных пробелов, которые отделяют микросюжеты и отмечают смену пространственно-временных пластов. Здесь мы также будем следовать тексту М-67.

Важный момент, на который следует обратить внимание при комментировании ОЗ, — особенность их поэтики, то легкое, юродствующее, но прежде всего игровое начало, о котором мы упоминали в предисловии. Оно «разлито» по тексту, мерцает и проступает «то тут, то там» (любимый рефрен Володина) в самых неожиданных местах и ситуациях, на разных уровнях повествования.

Начнем со структуры ОЗ.

Небольшой текст (немногим более одного а. л.), как уже говорилось, разбит на пять главок: «Благодарность кинематографу», «Благодарность деревне», «Благодарность армии», «Благодарность театру», «Благодарность недругам».

Внешне деление на главки, как и полагается, организует текст, «держит» хронологическую канву повествования, но при этом главки — и в этом тоже игра — ничего не структурируют. Автор создает лишь видимость системы координат; делая вид, что укрепляет заголовками-стропилами последовательность изложения, он абсолютно игнорирует какую бы то ни было последовательность и неизменно свободен в своих ассоциативных ходах и «перескоках» с темы на тему.

При видимости хронологии повествование явно непоследовательно, а содержание главок и вполовину не соответствует названиям. Так, раздел «Благодарность армии» включает рассказ о любви к театру, о девушке, которую ему на всю жизнь послала судьба, и только примерно пятая или шестая часть текста — о самой армии, о начале войны. Та же свободная причудливая вязь эпизодов и в других главках.

Володин принципиально отказывается от строгой хронологии и логичности повествования, а между тем понятность, логичность, последовательность, жизнеподобие требовались от советского писателя едва ли не прежде всего. «Читатель не поймет» — угроза номер один, читателю все должно было быть разжевано, подано на блюдечке, иначе автор будет виноват даже в переменах погоды.

Володин, несомненно, видел фильм Ф. Феллини «81/2» (1963, Большой приз Московского кинофестиваля) — идеальное воплощение этой самой творческой свободы, неограниченной воли творца в обращении со своими художественным миром и персонажами, где переход от реальности к фантазиям, снам и обратно обозначали лишь очки, шляпа и сигара Марчелло Мастрояни (или их отсутствие). И в этой свободе мерещилось счастье художника.

Свобода изложения, свобода композиции в нашем бедном, зарегламентированном мире была приравнена к вызову, к взысканию чуждых нам буржуазных ценностей. В ЗНЧ от видимости связного повествования Володин совсем откажется. Пока же он (возможно, по просьбе редактора) возводит внешний структурный каркас, слабо связанный с повествованием.

Названия главок — тоже символический жест: никаких «благодарностей» текст не содержит, но автору важна сама манифестация этого слова. А между тем слово «благодарность» имеет мощный семантический и ассоциативный ареал. «Благодарно сть — чувство признательности за оказанное добро» (Словарь Ушакова. Т. 1. С. 146); «благодарный — <…> признающий оказанные ему услуги, добро»; «благодарить — объявлять себя должником за услугу, признавать одолжение» (Словарь Даля. Т. 1. С. 92). Последнее, далевское определение персонифицирует «должника» и «одолжение».

Кроме основного значения слова есть и другие.

Одно из них — «взятка»: «приношение должностному лицу во избежание стеснений или подкуп его на незаконное дело» (Словарь Даля. Т. 1. С. 197), «плата или подарок в интересах дающего» (Словарь Ушакова. Т. 1. С. 285). См.: «взяток не берем, а благодарности принимаем» (Словарь Даля. Т. 1. С. 92); «…каждому просителю кричали вослед: „Благодарить надо!“ — и проситель возвращался, чтобы дать 30–40 копеек» (Чехов. Моя жизнь. С. 206)[15].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное