Записки незаговорщика

Мне повезло, что Кондрашов потерял часть рукописи. Это позволило мне наседать на него и его обличать. Иметь дело с этим чиновником было еще труднее, нежели с Чепуровым. Унылое, длинное-длинное, серо-скучное лицо с мертвыми глазами было неподвижно; на нем не читалось ничего. Хоть бы ненависть, хоть бы отвращение, хоть бы скука… Даже скуки в нем не отражалось. Своим тусклым голосом он нехотя, с абсолютным безразличием произносил какие-то дежурные тирады, словно читал их из передовицы позавчерашней газеты, и с таким же безразличием замолкал. Все же ссылками на юристов мне удалось довести до его дремлющего сознания, что, если не будет рецензии, я подам на издательство в суд, а суд признает рукопись принятой и заставит его, Кондрашова, уплатить гонорар. Это он понял.

Дней через десять мне стало известно, что Кондрашов меня послушался и дал «Материю стиха» кому-то на рецензию. А еще неделю спустя узнал, кому. Кондрашов своего рецензента засекретил, чтобы никто на него так или иначе не повлиял; к тому же он сам, лично он, выбрал к кому обратиться — и сделал это, минуя даже главного редактора, может быть и ему не вполне доверяя. Все-таки я довольно скоро узнал, что моя рукопись — у Юрия Андреева, молодого волка, прославившегося незадолго до того критической статьей в «Литературной газете» о сталинистском романе Вс. Кочетова «Чего же ты хочешь?»; эта статья свидетельствовала о либеральных взглядах критика, если бы не была заказана ему начальством, для которого Кочетов с его романом-памфлетом был чересчур откровенен. Ю. Андреев казался мне удачливым карьеристом; ждать от него было нечего, кроме разгрома. Я мог бы заранее написать его рецензию вместо него: в рукописи нет партийного подхода к литературе, нет народности, преобладают примеры из антиреволюционных поэтов, нет современных советских авторов, методология порочная; его, Е. Эткинда, нельзя подпускать к читателям, — он их испортит, привьет им идеализм, ревизионизм, формализм, структурализм…

Через месяца два, в конце мая, меня пригласил в издательство Чепуров и дал прочесть наконец-то поступившую рецензию. «Читай здесь, — сказал мне главный редактор, — уносить этот документ запрещено». Я удивился — почему? Разве он секретный? Содержит государственные тайны? Ведь речь идет о моей собственной книге. Но, не настаивая, стал читать, ожидая поношений и разоблачений. Еще больше я удивился, прочитав начало: