Записки незаговорщика

С одним из преданных учеников и друзей это письмо на другой день улетело на Запад — уже 30 апреля оно было опубликовано в датской газете «Политикен» в тревожной статье И.Б. Хольмгаарда, озаглавленной: «В этот день все стало безнадежно», и в другой датской газете, «Информацион». Посылая его, я шел на риск. Однако опыт последних лет показал: спасение — в широчайшей всемирной гласности. С того дня, когда «все стало безнадежно», до того, когда Запад узнал о ленинградских событиях, прошло четверо суток, — наши погромщики вряд ли ожидали контрудара такой стремительности, хотя А.И. Солженицын уже должен был научить их тому, что убивать в темноте и при всеобщем безмолвии в наши дни не удается. Из «Политикен» письмо было перепечатано в крупных газетах западного мира. Так, 4 мая информация появилась во «Франкфуртер альгемейне», а 6 мая та же газета дала полный его текст. В том же номере «Франкфуртер альгемейне», в «Нойе Цюрхер Цайтунг» и других появилось сообщение о резолюции международного ПЕН-клуба, к тому моменту уже принятой.

Это было началом. Генрих Бёлль еще раз вернулся к своему заявлению, когда в конце мая выступал с докладом на конгрессе международного ПЕН-клуба в югославском городе Орхиде.

«Франкфуртер альгемейне» сообщила об этом 27 мая в статье Андреаса Разумовского — «ПЕН и границы»:

«…Генрих Бёлль в Орхиде высказал пессимистический взгляд на возможности в будущем осуществить конкретные политические цели ПЕН-клуба. По его мнению, положение творческой интеллигенции в Советском Союзе наглядно ухудшается, и создание советского ПЕН-центра в настоящее время для него, Бёлля, непредставимо, „если видеть в хартии ПЕН-клуба минимум нравственных обязательств“.

В качестве особенно вопиющего случая Бёлль рассматривает преследование и „разжалование“ (как в армии) ленинградского профессора Эткинда. Он лично хорошо знаком с Эткиндом и знает его как человека совершенно аполитичного. Теперь его лишили средств к существованию только вследствие дружеских отношений с Солженицыным и Бродским. Практика советского Союза писателей не имеет ничего общего с элементарнейшими предпосылками ПЕН-клуба или других западных литературных объединений, которые существуют для того, чтобы защищать своих членов от преследований и ущемлений. „Мрачная сторона советского Союза писателей в том, что они сразу же исключают своих членов, едва только те оказываются в трудном положении“.»

Генрих Бёлль произносил эти слова, еще не зная подробностей дела. Нет, Союз советских писателей не тогда исключил меня, когда я оказался в трудном положении, его руководители активно способствовали тому, чтобы создать это положение «трудным» и даже невозможным: они не просто исключили, выполняя чье-то предварительное решение — они разыграли комедию политического суда и, ничего толком не зная о предъявленных обвинениях, согласились играть роль инквизиционного трибунала.

Между тем, информация, поступившая на Запад, распространялась. 19 мая «Вашингтон пост» опубликовала полный текст заседания Ученого Совета педагогического института им. Герцена, а также мое «Заявление для печати», датированное 3-м мая и тогда же переданное иностранным корреспондентам:

ЗАЯВЛЕНИЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ