Записки о большевистской революции

Мы продолжаем отрицать, что земля вертится, то есть утверждать, что большевистского правительства не существует. Тем не менее за четыре недели этот миф принес — в самых разных сферах — чересчур реальные результаты, последствия которых мы можем, увы, ощутить уже сейчас или в ближайшем будущем. И они для нас катастрофические. Сотрудничеству, даже неофициальному и сдержанному, мы предпочитаем политику самую неприемлемую. Некоторые представители союзников не только отказываются вести переговоры с большевиками, но и поощряют к активному или пассивному сопротивлению различные политические фракции, гражданских и военных служащих, чиновников, промышленников, банкиров и т. д. Как нетрудно было предположить, эта восхитительная тактика приносит ужасающие результаты. Разумеется, ее конечная цель, которая состояла в том, чтобы за несколько дней свалить большевиков, не достигнута, и теперь мы сталкиваем Россию в политический и экономический хаос, из которого она уже не скоро выкарабкается. И высокопоставленные и мелкие русские чиновники прекрасно адаптируются к такого рода действиям, ведя открытые и «итальянские» забастовки, суть которых в бездействии.

С чувством удовлетворенной лени они саботируют государственные службы, разваливающиеся одна за другой. Дела стоят, вернее, идут все хуже и хуже. Армия, которая, казалось, достигла при Керенском максимальной степени разложения, теперь с каждым днем все больше «разжижается». Троцкий и Ленин, — по крайней мере они так мне сказали, — настроены решительно восстанавливать то, что они столь же мощно разрушали. Однако будучи несравненными специалистами в разрушении вообще и в антимилитаризме в частности, они, похоже, обладают меньшим талантом — во всяком случае меньшим опытом — в деле восстановления. Эти прирожденные разрушители прекрасно этот факт осознают и зовут к себе на помощь. Они постоянно повторяют, — я об этом много раз писал, — что в случае, если противник не примет революционные условия заключения мира, они прервут переговоры. Они понимают, что, если переговоры будут прерваны, придется возобновить военные действия и соответственно иметь армию. Они отдают себе отчет в том, что одного Крыленко^{69}, которого они ценят за его волевые качества при очевидной нехватке технических знаний, будет недостаточно для такой значительной задачи по реорганизации армии. Те же немногие русские офицеры, чья подготовка имеет какую-то ценность, были или убиты, или изгнаны из армии, или сами оставили военную службу, будучи законно недовольными царящей в армии анархией, или же осели в штабах с единственной целью саботировать их изнутри. Наша позиция может быть истолкована (что было бы, очевидно, неточно) так, что мы выступаем за саботаж против реорганизации. Во всяком случае, хотим мы того или нет, наш отказ вести переговоры и соответственно — сотрудничать вынуждает нас безвольно, с замиранием сердца наблюдать агонию России, которой мы как бы говорим: «Можешь тонуть. Мы и пальцем не пошевелим, чтобы тебя спасти».

Следует признать, что, по сути, действия на второстепенных направлениях, поддержка различных наций, очевидно, изначально неэффективны и обречены на провал, если предварительно не будет согласованности между нами и центральным органом, неизбежно большевистским, русским верховным командованием. Мне кажется, что военная миссия это понимает, но, будучи подчиненной посольству, действует в соответствии с получаемыми директивами.

Относительно промышленности столь же грустные известия.

Шляпников^{70} и все те большевики, которые заняты неблагодарной задачей — реорганизацией экономики России, с горечью говорят о саботаже со стороны промышленников, банкиров и специалистов. Систематически отказывая в каком бы то ни было содействии (естественно, коль скоро они приняли большевистские принципы, преисполненные желания жить в согласии), они отдают Шляпникова на произвол хлещущей через край демагогии грубого, не обладающего культурой рабочего класса, у которого в основной массе есть только аппетиты. Заметим особо, что в России большинство рабочих в этот период войны являются рабочими неквалифицированными, случайными. Это крестьяне, которые вернутся к земле сразу же после подписания мира, они, стало быть, не заинтересованы лично и непосредственно в процветании своей промышленности, но стремятся лишь побольше заработать и накопить с помощью промышленника и завода небольшие сбережения, которые они надеются привезти с собой в деревню.

Я пытаюсь подвести промышленников и банкиров, тех, с которыми я вижусь, к более здравому пониманию общих интересов и убедить их не уезжать, — а многие на это настроены по причине невероятных трудностей и реальных опасностей, угрожающих их жизни.