Записки о большевистской революции

Демократам, которые в свое время критиковали французское правительство за антиреспубликанское поведение блистательных аристократов, посланных представлять Республику за границей, отвечали с видимостью логики, что-де не стоит пугать монархов союзнических держав. Почему же теперь ничего не значит логика, когда речь идет о том, чтобы выбрать представителей республиканской Франции в революционной России? Если бы союзники были представлены в Петрограде — нет, не большевиками (выбор, которым мы располагаем на Западе, до сего времени недостаточно широк по качеству и количеству), но подлинными демократами, представителями социалистического большинства и меньшинства, — они бы оказались более объективно информированными об обстановке, забыли бы обо всех своих страхах, пошли бы на нужные жертвы, и перемирие не оказалось бы уже почти заключенным.

Петроград. 1(14) дек

.

Дорогой друг,

В последней ноте, разосланной Троцким в связи с возобновлением переговоров о перемирии, не содержится ничего нового. Я просил его еще раз уточнить в этом документе различные условия демократического и честного мира, единственно приемлемого большевиками. Как всегда он охотно согласился, с улыбкой заметив: «Вы явно хотите меня скомпрометировать». Я не скрывал от него никаких своих целей, и торопливая готовность, с которой, должен сказать, он каждый день принимает мои предложения, — не осмеливаюсь написать «советы», — свидетельствует, на мой взгляд, ярчайшим образом о его доброй воле.

С первых же дней восстания я не переставал повторять, что Ленин и Троцкий кажутся мне людьми абсолютной политической честности. Разумеется, я говорю об их нынешней политике. Не знаю, какими они были раньше. Но мы могли бы положиться на обязательства, которые они взяли бы на себя по отношению к нам, если с ними будет официально начат диалог. Я стараюсь заставить их твердо придерживаться точно сформулированных принципов, чтобы они не смогли ими пренебречь и которые когда-нибудь оградят их от собственной непоследовательности — а ее неизменно следует опасаться у политиков, опирающихся на необразованные, нетерпеливые народные массы, которые могут пойти дальше, чем хотелось бы этих политикам.

Я почти уверен, что на переговорах произойдет разрыв, если хотя бы одно из трех выдвинутых им предложений — мир без аннексий, без контрибуций, право народов на свободное самоопределение — будет отклонено противником или, что вероятно, принято с такими оговорками, что смысл этого маневра будет всем очевиден.

Когда я об этом говорю, — а я об этом кричу каждый день, — мне смеются в лицо. Я в отчаянии, готов плакать от ярости и ужаса, не потому, что мое самолюбие задето этими насмешками, с которыми знаком любой сторонник передовых партий; тяжело — после месяца упорных и изнурительных усилий — видеть, что все мои призывы наталкиваются на неизменный скептицизм, который ставит преграду любому серьезному делу. На чем основываемся мы, чтобы утверждать, — а мы все еще утверждаем, — что большевики лишь осуществляют план, подготовленный для них Германией, и примут самые позорные условия мира? Ни на чем, меньше, чем ни на чем, ибо сведения, данные специальными службами, до настоящего времени последовательно опровергались самой реальностью.

Тем не менее рискнем ли мы, я не говорю поверить, но только допустить, как предположение, что большевики не согласятся на рабский мир?

Не вижу никаких неудобств в этой позиции. В чем ее выгоды, понять легко. Первое — то, что мы могли бы, наконец, решиться ответить на призыв, который Троцкий и Ленин при моем посредничестве три недели назад направили союзническим миссиям с целью реорганизации русской армии, необходимой на случай возобновления военных действий.

Мне отвечают, что эти люди разложили армию и не могут заслуживать никакого доверия. Разве я собирался отрицать их негативное влияние на положение на фронте?! Но разве их прошлые преступления (!), их сегодняшние ошибки — причина для того, чтобы окончательно оставить один на один с их ошибками большевиков и одновременно русскую армию, то есть Россию и Антанту.

Поскольку Троцкий и Ленин предлагают нам эксперимент по реорганизации армии, не является ли нашим долгом отнестись к нему лояльно?

Петроград. 2(15) дек

.

Дорогой друг,