Записки о большевистской революции

Летом 1917 г., когда возникла необходимость направить в Россию надежного «политического наблюдателя», выбор пал на Жака Садуля. Его назначили атташе при Французской военной миссии в Петрограде. Политические взгляды Садуля в тот период были вполне приемлемы для выполнения поставленных перед ним задач.

Анализируя позднее политическую позицию Ж. Садуля, М. Н. Покровский называл его «добросовестным оборонцем». «Добросовестность его, или наивность, — считал советский историк, — выражалась в том, что он, во-первых, верил во французский социализм, во-вторых, думал, что это и есть настоящий социализм, а не нечто, не имеющее ничего общего с социализмом, и в-третьих, верил в освободительные цивилизаторские цели империалистической войны»[6].

Сам Ж. Садуль признавался, что его политические взгляды в 1917 г. вполне совпадали с общественным мнением официальной Франции. В марте 1919 г., уже будучи коммунистом, Садуль писал: «Когда в сентябре 1917 г., т. е. за несколько недель до Октябрьской революции, я покидал Париж, общественное мнение Франции относилось к большевизму, как к грубой карикатуре на социализм. Руководителей большевизма считали преступниками или безумцами. Впрочем, я не могу осуждать это слишком строго, так как еще недавно сам разделял эти взгляды и, может быть, еще и сегодня был бы так же слеп, если бы не прошел здесь великой школы русского коммунизма»[7].

В Россию Садуль попал накануне Октября. Абсолютно не зная русского языка, он тем не менее сумел очень четко уловить общую атмосферу происходящих событий. Выполняя конфиденциальную просьбу А. Тома регулярно направлять доверительную информацию о политических событиях в России для руководства французских социалистов, Садуль 2 (15) октября направляет в адрес Тома свое первое послание. Ему есть о чем писать. Он находится в центре политической жизни Петрограда; имея доступ в. Смольный, присутствует на заседаниях II съезда Советов, знакомится с лидерами большевистской партии — Лениным, Троцким, Каменевым, Коллонтай, Луначарским и многими другими; встречается с Г. В. Плехановым, лидерами меньшевиков и левых эсеров — круг его встреч и знакомств необычайно широк и разнообразен. Все увиденное и услышанное ложится на бумагу.

В своих почти ежедневных записях Садуль рассматривает революционные события в России сквозь призму интересов Франции, Антанты. В одном из писем он признавался: «Никогда у меня не было иной цели, кроме как служить интересам Франции, не нанося в то же время ущерба русской демократии»[8]. По-видимому, вполне можно согласиться с мнением М. Н. Покровского, который считал, что Садуль в своих письмах «совершенно искренне старался просветить свое французское начальство по части действительного положения дел в России, чтобы оно могло вести свою оборонческую политику, опираясь не на иллюзии, а на действительное соотношение сил и вещей в России»[9].

Честно пытаясь разобраться в происходящих событиях, Садуль постепенно проникался идеями большевиков, начинал по-иному смотреть на их революционную деятельность. В биографических справках о Ж. Садуле, изданных в нашей стране, отмечается, что он перешел на позиции коммунизма под влиянием встреч и бесед с В. И. Лениным [10]. Безусловно, влияние Ленина на политические взгляды Садуля было огромным. Однако, следуя за историческими фактами, правильнее было бы говорить о влиянии не только Ленина, но и Троцкого, может быть, даже Троцкого — в большей степени! В первые месяцы знакомства (Садуль познакомился с Л. Д. Троцким и В. И. Лениным 26 октября (8 ноября) 1917 г.) Ленин относился к Садулю весьма сдержанно. В последнем письме из Петрограда перед приездом в Москву Садуль признавался, что «холоднее, если не сказать враждебнее, всех остальных» большевистских лидеров к его действиям относился Ленин. Зато с Троцким, возглавлявшим в первом Советском правительстве Народный комиссариат по иностранным делам, у Садуля с первых же дней сложились теплые, дружеские отношения. Французский информатор не только многократно интервьюировал «безжалостного диктатора, властелина всея Руси» (шутливое определение самого Садуля), но и запросто бывал у него дома, был знаком с женой и детьми Троцкого. Лев Давидович прекрасно владел французским языком. Это способствовало их частым и продолжительным беседам на всевозможные политические темы.