В то же время один из редакторов журнала «Père Duchesne», который старался быть грозным, как его образец, и про которого крикуны взывали вместо «il est bougrement méchant Père Duchesne – il est joliment méchant»[301], объясняя тем уже невозможность иметь действительного «Père Duchesne», этот редактор, кажется, Томасен{272}, придумал общий банкет по 5 су с человека под открытым небом и созывал на пиршество по билетам 100 или 150 тысяч. Место обеда было назначено вокруг загородных стен и преимущественно в Венссенском лесу, в предместье С. Манде, прямо против крепости, где содержались Барбес, Бланки, Распайль. В революционной цели банкета усомниться было [Трудно] нельзя, несмотря на сантиментальную программу, выданную учредителями, где было сказано, что будет одно блюдо, кружка пива и пол-бутылки вина, ножи и вилки просят взять с собой всех участников и приглашают их потом предаться удовольствию благопристойного танца на лугу перед гласисом крепости. Но такая уже анархия царствовала во всех головах, что настоящий политический оттенок банкета никому не был известен. У подъезда одной из контор, где раздавались билеты (в улице St. Menard), беспрестанно останавливались великолепные легитимистские и бонапартистские кареты, забирая билеты по 5 су сотнями. Сами красные клубы еще не знали, с каким намерением предполагается банкет и следует ли им поддержать или отвергнуть его. Несмотря на радикальные заверения изобретателей его, банкет поэтому беспрестанно откладывался, и, наконец, в общем собрании депутатов от всех клубов окончательно отложен до 14 июля – дня взятия Бастилии. [Недели две перед] Почти месяц предположение этого чудовищного банкета занимало всю публику и все Правительство. Военному министру, генералу Каваньяку, приписывают слова: если не воспрещено законом собираться под стенами крепости 100 тысячам человек для обеда, то закон и мне не воспретит в день банкета собрать 40 т. войска с артиллерией и сделать им учение под стенами той же крепости…
На такую уж почву ставились все вопросы.
Говорить ли о парламентских прениях? Уже с половины прошлого месяца произошло совершенное разъединение между партиями, с одной стороны, и Собранием, с другой, и шли они совершенно в разные стороны, чувствуя сами, что с каждым днем более и более расходятся. [Все решения Палаты наперед казались временными и скоропреходящими даже самим членам ее: они уже считались недействительными, и она могла декретировать, что угодно, не изменив ни на волос планов партий.] Париж и Собрание жили двумя разными жизнями, и несомненно было, что для прекращения этой двойственности, при которой не может быть правления, надо, чтоб которая-нибудь из сторон задушила другую. В заседании 12 июля депутат Севестр сказал весьма замечательные слова, которые к удивлению были приняты со смехом: «Les rassemblements qui se forment dans les rues ne sont que les bras de la conspiration; la tête qui la dirige et lui donne le mot d'ordre est dans les clubs. Je dis que nous perdons notre temps. (Hilarité générale')»[302].