Записки о капитане Виноградове (сборник)

– Нет. Все нормально. Это по поводу «халтуры» – помнишь, я говорил? – прикрыв ладонью мембрану, ответил Владимир Александрович. И вновь в трубку: – Да. Можешь говорить… завтра? Конечно, смогу. Только знаешь… Во второй половине – устроит? Часа в четыре? А то в десять митинг, пикетирование у мэрии… Думаю, часов до двух, слава Богу, морозец обещают. А кто их разберет, чего хотят, послушаем – узнаем… Нет, если что – позвоню… Хорошо. Я знаю, где это. Всего доброго!

Капитан милиции Владимир Александрович Виноградов привычно сделал пометку в «ежедневнике», разделся и лег в постель. Нужно было выспаться – предстоял важный день. Хотя, конечно, не важных дней не бывает…

2

– Ненавижу демократов…

Заместитель командира второго батальона Рябинкин кряхтя заворочал своим двухметровым телом, безуспешно пытаясь втиснуть его поудобнее в промежуток, разделявший спинку переднего сиденья и самодельный шкафчик для аппаратуры. Больше всего мешала длинная резиновая дубинка, норовившая вывернуться из специального ремешка и ткнуть хозяина в печень. Кобура и наручники вели себя в этом отношении куда как приличнее.

– А коммунистов? – лениво поинтересовался Виноградов.

– Тоже. И этих тоже терпеть не могу, – со спокойной уверенностью констатировал замкомбата. Ему, кажется, удалось наконец добиться компромисса со своей боевой упряжью. – Курить дай?

– О-ох! – в свою очередь застонал водитель, молодой парень в берете и сером форменном ватнике без погон. – Ну только что же травились… Владимир Александрович, вы хоть скажите!

В машине действительно было накурено сверх меры. Вонючий папиросный дым плотными слоями колебался в замкнутом пространстве, перемешиваясь с отработанными бензиновыми парами. У Виноградова уже всерьез побаливала голова.

– А что с них взять? Наркоманы! – уныло отмахнулся он.

– Кому не нравится – сходите прогуляйтесь, – махом пресек вольнолюбивые разговоры подчиненных начальник отделения профилактики Сычев, перегибаясь с переднего сиденья, чтобы передать Рябинкину мятую пачку. – Спички дать?

– Имеются… Вот так, ребята! – отметил, прикуривая, майор. – Человечество делится на курящих и некурящих. Этот антагонизм покруче всех классовых.

– Ну, так что там насчет прогуляться? – закрепил успех Сычев.

Виноградов вплотную придвинулся к запотевшему окошку, протер его рукавом: в полусотне метров пестрела флагами начавшая редеть толпа, очередной бородатый оратор в пыжиковой шапке с опущенными ушами занудно вещал что-то в мегафон, а продавцы газет потихоньку собирали в рюкзаки свой малопопулярный товар. Морозец был изрядно за двадцать.

– Да они уже заканчивают. Смысла нет.

– Ла-адно, – примирительно пробасил Рябинкин, – скоро домой поедем.

Внезапно передняя дверь «уазика» со стороны Сычева распахнулась, и в теплую утробу машины просунулась сначала рука с микрофоном, а затем длинный прыщавый нос какой-то энергичной девицы.

– А вот вы! Вы, милиция, как думаете…

– Мы не думаем. Мы работаем… Да закрой ты дверь, дура! – Сычев решительно выдворил на мороз сначала микрофон, а затем и его обладательницу.

– Прессу я тоже ненавижу, – одобрил действия приятеля майор.

Чувства Рябинкина в той или иной степени разделяли все присутствующие…

– «Королево» – «тридцать второму»! – На сегодняшнем мероприятии старшим считался Рябинкин, он и связывался с дежурной частью.

– На приеме «Королево»! – бодро отозвался динамик.

– У нас – все. Без происшествий. Возвращаемся на базу!

– Понял вас, «тридцать второй»! Понял.

– «Триста пятый», «триста шестой», «двадцать седьмой»! – майор вызывал подразделения, задействованные на обеспечении митинга. – Поехали домой, как поняли?

– Понял… понял вас… едем домой… – отозвалось радио, и почти сразу же мимо пронесся звероподобный «ЗИЛ» с зарешеченными окнами.

– Второй взвод, – хмыкнул водитель, – Они бы так на работу летали!

– Трогай! – мотнул головой Сычев.

– Олег! А за что ты так ненавидишь политически наиболее активные слои нашего общества? – спросил вдруг Рябинкина Виноградов.

Ответ он, собственно, и так знал. Ему было интересно, как сформулирует свою мысль майор.

Милицейский офицер ответил не задумываясь. Но процитировать его оказалось невозможно – из слов, относящихся к категории цензурных, во всей сложносочиненной фразе были только местоимение «я», два-три союза и один предлог…

Действительно, с чем ассоциируются у нормальных граждан такие мероприятия, как «митинг», «шествие», «пресса»? Черт его знает! У каждого, очевидно, по-разному. У офицеров и бойцов Оперативного отряда милиции ассоциации общие – подъем в пять утра, прибытие на место загодя, ни свет ни заря, долгие злые часы в душных металлических коробках автомобильных кузовов или наоборот – на пронзительных зимних ветрах оцеплений. Плевки, ругань, камни – и от тех и от этих, истерические вопли телекомментаторов и тонкая издевка газетных полос… Поломанные планы на выходные, пропавшие билеты в кино, безысходные скандалы в семье – ведь перестраховывающееся начальство отпускает, как правило, через добрый час после того, как вдоволь наговорится последний словолюбивый пустобрех.