«Записки о Московии» и их автор
В 1698 г. в Париже у книгоиздателя Пьера Обуэна была издана небольшая, всего в 12-ю долю листа, книжка. Ее полное заглавие гласило: «Любопытное и новое известие о Московии, содержащее: Современное состояние этого государства. Экспедиции московитов в Крым в 1689 г. Причины последних смятений. Их нравы и религия. Рассказ о путешествии Спафария в Китай сухопутным путем»[1]
. Имя автора — де ла Невилль, не указанное на обложке, было показано в конце «Посвящения Людовику XIV», открывавшем книгу.Судьба книги оказалась причудливой. Не прошло и пятнадцати лет со дня ее выхода в свет, как она была объявлена недобросовестной компиляцией, а ее автор отождествлен с известным литературным мистификатором. Груз подозрений долго тяготел над «Записками о Московии». Только в нашем столетии историкам удалось показать, что Невилль — реальное историческое лицо, а «Записки о Московии» — результат его путешествия в Россию.
Не менее парадоксально и другое. За редкими исключениями, отечественные исследователи обращаются к первому изданию «Записок» или к русскому переводу, в основу которого оно было положено[2]
. В то же время еще с прошлого века известны три списка «Записок о Московии», дающие более точное представление о первоначальном тексте. Один из них хранится в Национальной библиотеке в Париже, два других — в Нижнесаксонской библиотеке в Ганновере[3]. Ниже отечественному читателю впервые предложен сводный текст «Записок о Московии», освобожденный от дополнений и искажений, внесенных в первое издание, и его русский перевод[4]. Рассказ о «Записках о Московии» логично было бы начать с возникновения легенды о Невилле, столь долго мешавшей историкам полноценно пользоваться данными этого ценного источника.Только появившись из печати, сочинение Невилля вызвало дипломатический конфликт[5]
. Дело в том, что выход в свет «Записок о Московии» совпал — а точнее, был приурочен — к Великому посольству и попытке России в очередной раз создать широкую антитурецкую коалицию европейских государств. В этих условиях появление «Записок» было воспринято как враждебная России выходка, а сами «Записки» — как антипетровский памфлет. «Царь Петр развлекается, стравливая своих фаворитов, часто они убивают друг друга, боясь потерять милости. Зимой он приказывает рубить большие проруби во льду и заставляет самых знатных вельмож ездить по нему в санях, где они проваливаются и тонут из-за тонкого нового льда», — писал Невилль. Вряд ли подобная характеристика могла пойти на пользу молодому русскому царю, к которому в это время приковано было внимание всей Европы.О болезненной реакции со стороны главных участников Великого посольства свидетельствует письмо амстердамского бургомистра Николаса Витсена Лейбницу: «Господин де ла Невилль был очень плохо осведомлен о многом, и московские послы жаловались на это мне и другим»[6]
. Для того, чтобы охарактеризовать то преувеличенное внимание, которое русские дипломаты придали Невиллю, нужно вспомнить сами обстоятельства приема у Николаса Витсена. Это был переломный момент в истории всего Великого посольства. Генеральные штаты поручили Витсену деликатную миссию — объяснить Петру, что Голландия не может принять участия в готовившейся войне с Портой. Петру приходилось думать об изменении приоритетов внешнеполитической стратегии[7]. О цели разговора можно только догадываться. Витсен не мог отвечать ни за публикацию сочинения Невилля в Париже, ни за его переиздание в соседней Гааге, которое вскоре должно было выйти в свет. Вероятно другое — не раз выполнявший дипломатические поручения русского правительства, Витсен мог взять на себя опровержение в печати[8]. Таким образом, отношение к «Запискам» в России было продемонстрировано сразу, и широкого распространения здесь они не получили (хотя нам и неизвестно о прямых цензурных запретах). Однако часть русского общества все же познакомилась с Невиллем еще в начале XVIII в.