Записки о Московии

После смерти царя Федора Алексеевича[190] (этот монарх был сыном царя Алексея Михайловича, он умер в возрасте 22 лет, не оставив детей. Иван и царевна Софья являются его единокровными братом и сестрой. Хотя Петр и является младшим и рожден от второго брака, он поначалу наследовал ему[191], но затем Иван[192] был избран, провозглашен и венчан на царство, как и он).* Стрельцы (род войска, сходный с янычарами в Порте), совершили столь великую[193] резню знатных господ, что если бы царевна Софья Алексеевна не вышла из царского дворца, чтобы утишить мятеж, и не явилась бы к ним, то продолжали бы нападать на невинных, словно на виновных, все более и более, чтобы затем грабить убитых.[194] Бояре, или сенаторы и патриарх также постарались, чтобы остановить кровопролитие, и, когда большая смута закончилась, Петр был венчан на царство к удовлетворению всей России. Этот монарх красив и хорошо сложен, а живость его ума позволяет надеяться в его правление на большие дела, если им будут хорошо руководить. Софья тогда не выражала радости, ибо ей больше нравилась бы корона на голове Ивана Алексеевича (этот монарх уже подвержен падучей болезни, и каждый месяц у него случаются припадки. Его брат Федор умер от нее же, а Иван, который ныне правит, ослеп по той же причине),* ее брата по отцу и еще живой матери[195], которой по праву принадлежало регентство. Честолюбие царевны не позволило ей долго скрывать свою досаду. Она высказала ее и публично воспротивилась венчанию Петра. И как Патриарх и бояре не представляли ей всю неспособность Ивана, болезненного, слепого и наполовину парализованного, она продолжала стоять на своем, воспользовавшись для этого стрельцами (это видные жители этого великого города), большинство которых составляют крупные торговцы, очень богатые. Когда подходит их время, им выдают достаточно чистую одежду, которую они затем сдают; если же они наделали на ней пятен, то их награждают таким же количеством ударов. Ибо эти одежды никогда не выносят из Москвы, разве лишь выдают их конным стрельцам, которые сопровождают царей за город. Подобно тому, как жителю позволено заменять себя на страже слугой, то он обычно откупается от ударов, представляя новую одежду, что и позволяет поддерживать эти одеяния в чистоте)*, 18000 которых, объединенные в 28 полков[196], находятся обыкновенно в Москве для охраны Царей. Она нашла средство склонить на свою сторону боярина Хованского[197], начальника Стрелецкого приказа и, таким образом, имея силу на своей стороне, /Г12/ приказала поднять это большое количество войск охраны, добилась венчания и провозглашения царем Ивана, чтобы он правил сообща с Петром, и добилась того, что, так как оба монарха еще очень молоды, она возьмет на себя бремя власти.

Несколько дней спустя стрельцы (la milice) поднялись вновь, так что нельзя было догадаться о причине, между тем при дворе заподозрили кое-что /П15/ и сочли за лучшее, чтобы царское семейство уехало из Москвы[198]. Никому не давая знать об этом, оно удалилось а монастырь, называемый Троица, удаленный от Москвы на 12 немецких лье. Отъезд двора из Москвы усилил смуту. Боярин Хованский дал волю своим стрельцам и позволил грабеж и резню; достаточно было принадлежать к иной партии, чем он, чтобы оказаться обвиненным в смерти покойного Царя. Первый врач умершего[199], обвиненный в том, что он отравил своего государя, был разрублен на куски, великий канцлер (Ie grand chancellier), временщик (Wreminick) Долгоруков[200], умерщвлен вместе с сыном[201]. Смерть, вседозволенность и жестокость были так необычайны, что страшно их и описывать.

Предупрежденная о том, что происходит в Москве, царевна Софья радовалась произведенным казням, она послала похвалить боярина Хованского за рвение, которое он проявил в мести за своего покойного брата и так обнадежила его дерзость, что им завладело желание венчаться на царство.

Это казалось ему возможным; он видел, что устроенная им резня одобрена и поддержана всеми стрельцами (de toute la milice). Он решил предложить брак своего сына[202] с царевной Екатериной (Catherine)*[203], младшей сестрой царевны Софьи. Но дерзость его не имела того успеха, на который он рассчитывал. Этот смелый план прогневил двор, так как стало ясно, что этот брак может /Г13/ послужить только во вред безопасности юных Царей.[204] Софья сама нашла средство предупредить это неудобство, которое могло быть только опасным для империи русских.