Записки о Московии

Это событие, происшедшее в то время, когда его менее всего ожидали, заставило всех склониться на сторону Нарышкиных, сыновья которого вскоре были назначены на первые должности[394], а старший среди них пожалован в чин камергера (Ie grand Chambellan)[395], которым раньше был у молодого Голицына; это так опечалило князя, что он не мог удержаться, чтобы не выразить открыто свои чувства, обозвав Царя безумцем. Его враги воспользовались этой выходкой с выгодой для себя и склонили Царя, единственным достоинством которого является его жестокость[396], с позором сослать этого фаворита; а сейчас они только тем и заняты, что добиваются указа о казни этих двух сосланных Голицыных.

Те, кто больше всех выказал радости при опале великого Голицына, хорошо видят сегодня потерю, которую они понесли, потому что Нарышкины, которые правят ими сейчас, в такой же мере грубые, как и невежественные, и они начинают разрушать все то, что этот великий человек сделал для славы и выгоды народа, желая заслужить одобрения, вновь влезши (en reprenant)[397] в свою прежнюю шкуру, столь же черную, сколь и зловонную.

Эти невежды начали с того, что вновь запретили въезд иностранцам в страну[398], а также отправление католической службы, так что теперь только польский посол имеет часовню, и то достигнуто почти силой (et се quasy par force)[399]. Считают даже, что они принудят затем /Г46/ московитов не учиться ничему, кроме чтения и письма, как прежде; встав в этом, как и в других делах, на путь тиранического правления, они заставят всех оплакивать этого великого князя.

А ведь он приказал построить великолепное каменное здание учебной коллегии, вызвал из Греции около 20 ученых и выписал множество прекрасных книг[400]; он убеждал дворян отдавать детей своих учиться и разрешил им посылать одних в латинские училища в Польшу, а для других советовал приглашать польских гувернеров, и предоставил иностранцам свободный въезд и выезд из /П46/ страны, чего до него никогда не было.

Он хотел также, чтобы местное дворянство (la noblesse du pais) путешествовало, чтобы оно научилось воевать за границей, поскольку его целью было превратить в бравых солдат толпы крестьян, чьи земли остаются необработанными, когда их призывают на войну. Вместо этой бесполезной для государства службы он предполагал возложить на каждого умеренный налог, а также содержать резидентов (les ministres) при основных дворах Европы и дать свободу совести[401].

Он уже принял в Москве иезуитов, с которыми часто беседовал; они были изгнаны на следующий же день после его опалы с объявлением Царей Императору и Польскому королю, которые их прислали, что они никогда не будут допущены в страну[402]. Так они и поступили, отказав в марте прошлого 1690 г. польскому послу, просившему от имени своего короля и императора о разрешении на проезд через их владения отцу Гримальди, который ныне находится в Польше по делам китайского императора.

Если бы я захотел письменно изложить здесь все, что я узнал об этом князе, то я никогда бы не смог сделать этого: достаточно сказать, что он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов — в храбрецов, а пастушеские хижины — в каменные дворцы.

Его собственный дворец — один из самых великолепных в Европе, он покрыт медью, украшен богатейшими коврами и замечательными картинами. Он также приказал построить дом для иностранных послов, что ввело во вкус как знать, так и народ, так что за время его правления в Москве было выстроено более трех тысяч каменных домов. Это не столь удивительно, если учесть, что в этом городе 500 тысяч жителей и что он состоит из трех городов, один в другом, каждый из которых окружен большой стеной (первый называется Кремль (Kzim), второй — Белгород (Bialogrod), или белый город, и третий — Новгород (Novogrod) или новый город)*, и большим рвом, наполненным водой, чтобы препятствовать набегам татар и поляков.

Для иностранца в этом городе особенно любопытно то что в декабре на льду реки возводят две тысячи деревянных домишек для торговцев с Востока и из Европы.

Князь Голицын приказал также построить на этой реке, именуемой Москва (Moskova), которая впадает в Оку (d'Occa) каменный мост с двенадцатью пролетами, необычайно высокий по причине наводнений. (Это единственный каменный мост во всей Московии. Его архитектором был польский монах.)*

НРАВЫ И РЕЛИГИЯ МОСКОВИТОВ / Г48, П47 /