Читаем Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века полностью

Театрализованных действ в городе было много. Ледостав на Неве торжественно объявлял шут царя. Под барабанный бой он в пестром наряде переходил реку по льду в сопровождении ряженых с холщовым знаменем, лопатами, веревками и крюками. Весеннее открытие судоходства отмечалось пушечными выстрелами и парадом судов на Неве. Петровские праздники интересны для нас, потомков: в них было стремление создать новые традиции взамен старых, смешение высокой патетики с грубоватым юмором, а порой и отталкивающий гротеск.

Рост Петра I составлял 2 метра 4 сантиметра.

Так, царь еще в молодости учредил шутовской «всепитейный собор», который вслед за ним перебрался в Петербург. Во главе собора стояли «князь-папа» и «кардиналы». Вступить в это общество не составляло труда: для этого надо было быть горьким пьяницей.

Первый князь-папа Н. М. Зотов вскоре и умер в Петербурге от пьянства. Его преемник П. И. Бутурлин должен был жениться на вдове Зотова. Петр I сам разработал церемониал шутовской свадьбы.

Начиналась она удивительным зрелищем: князь-папа и его кардиналы переправлялись через Неву на плотах, составленных из винных бочек. На первом плоту находился огромный котел с пивом, а в котле — большой ковш, в котором сидел князь-папа. Рядом с котлом стоял Нептун, поворачивавший трезубцем ковш с князь-папой.

Закончилась свадьба не менее странно: первую ночь новобрачные провели в деревянной пирамиде на Троицкой площади. Пирамида освещалась изнутри, в ее стенах были просверлены дыры, через которые любопытные могли заглядывать внутрь. Эта шутовская свадьба оказалась не единственной в истории города, из последующих особенно знаменитой стала свадьба в Ледяном доме, о которой мы расскажем позже.

Придворные праздники петровского времени являли дикое смешение стилей: быстро усваивавшие светские манеры кавалеры и дамы могли по воле царя стать невольными участниками безобразной попойки.

В дневнике камер-юнкера Берхгольца описан один из таких праздников. Во время пира на корабле «Св. Пантелеймон» по случаю его освящения царь заметил, что придворные мало пьют. Он приказал подать каждому гостю по огромному стакану вина, смешанного с водкой, а сам ушел. Закончилось торжество плачевно: «Царь... не возвращался более вниз. Уходя в неудовольствии к царице, он поставил часовых, чтоб никто и ни под каким видом не мог уехать с корабля до его приказания... Между тем внизу веселились на славу: почти все были пьяны, но все еще продолжали пить до последней возможности. Ве-линий адмирал (Ф. М. Апраксин. — Е. И.) до того напился, что плакал как ребенок... Князь Меншиков так опьянел, что упал замертво, и его люди были принуждены послать за княгинею и ее сестрою, которые с помощью разных спиртов привели его немного в чувство и испросили у царя позволения ехать с ним домой». Берхгольц оставил столь же выразительные описания придворных увеселений в Летнем саду.

Но, допуская подобные безобразия, царь требовал от подданных культуры, отказа от традиционной одежды, обычаев, вкусов, а от дворянства — еще и «политесу», утонченной светскости. С этой целью в 1718 году он учредил в Петербурге ассамблеи, присутствие на которых было обязательным для дворян.

В царском указе об ассамблеях есть разъяснение смысла этого нововведения и его пользы: «Ассамблеи — слово французское, которого на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное в котором доме собрание или съезд делается не только для забавы, но и для дела, ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава». Собирались на ассамблеи поочередно у вельмож, имевших просторные дома. Хозяева должны были отвести для этого три залы: для танцев, для игр в шахматы и шашки; в третьей зале мужчины пили вино и курили.

Цель ассамблей — приучить русское дворянство к светскому общению. Присутствие обязательно для людей всех возрастов, являться следует в праздничном платье; присутствие европейских дипломатов и других иностранцев весьма желательно.

Ассамблеи первых лет были странными собраниями: сюда съезжались переселенные из Москвы бояре, сменившие, кляня судьбу, привычную одежду на «срамной» новый наряд, не рассчитанный на здешний климат; их декольтированные жены и дочери, не знавшие, как держаться в обществе, и конфузившиеся в присутствии мужчин; новое дворянство — неродовитые офицеры и чиновники, сделавшие карьеру благодаря своей энергии, привыкшие к полям сражений и мастерским больше, чем к бальным залам; жители Французской, Немецкой, Финской и других слобод с семьями; купцы и моряки, прибывшие в Петербург со всех концов света; дипломаты, с ироническим недоумением оглядывающие это собрание. И царь — с неизменной трубкой в зубах, нередко в будничной одежде — распорядитель и надзиратель на этом сборище.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука