Ох, какой актуальной была эта песенка! За несколько лет горожане чудовищно обносились и выглядели скопищем фантастических оборванцев. Особенно плохо у них было с обувью. Обувная проблема возникла в первые месяцы советской власти и в той или иной форме сохранялась до самого ее конца — может, за этим крылась какая-то неведомая нам идеологическая установка? Во всяком случае, вожди большевиков, едва вернувшись из-за границы, заговорили об обувном вопросе: надо отнять у буржуазии сапоги и отдать их рабочим. Вероятно, за годы эмиграции у вождей сложилось представление, что половина России ходит босиком, хотя до революции проблем с производством обуви не было. Интересно свидетельство сотрудника Министерства иностранных дел Временного правительства В. Б. Лопухина — он вспоминал, как вскоре после октябрьского переворота в министерство пришел нарком по иностранным делам Троцкий. Нарком разъяснял задачи новой власти и «сообщил, что правительство предлагает объявить обязательный сбор обуви с нетрудового населения, хотя бы ее пришлось стаскивать с ног буржуев. Последние босыми, во всяком случае, не останутся. Что-нибудь да изобретут». Ленин тоже говорил, что надо отнять сапоги у буржуев; очевидно, иных планов решения «обувного вопроса» в плановом хозяйстве41
большевиков не было. Их замысел удался наполовину: буржуев разули, но у победившего класса не прибавилось обуви.Нина Берберова писала о Петрограде 1919 года: «По площади Зимнего дворца, в Эрмитаж и из Эрмитажа, ходил Александр Николаевич Бенуа, закутанный в бабий платок, а профессор Шилейко стучал деревянными подошвами, подвязанными тряпками к опухшим ногам в дырявых носках». Деревянные подошвы все же какая-то обувь, а коммунистка Евгения Мельтцер до глубокой осени ходила по Москве босиком, пока ей, как вдове героя гражданской войны, не выдали в распределителе солдатские ботинки. Однако обувь и одежду в распределителях получали немногие избранные, а остальные перемогались своими средствами. «Зимою мои ноги слабеют,
С началом нэпа в Петрограде стала появляться в продаже добротная обувь: модные дамские сапожки и фетровые ботики, щегольские краги и лаковые ботинки, но большинство горожан по-прежнему ходило в жалких опорках. Журналист Э. Гард писал в 1926 году: «Вы помните ноги 1920 года? Ноги в самодельных бурках и парусиновых туфлях в декабре? Ноги без галош, в заплатанных „американках” ?.. Пусть узконосые, хлыщеватые джимы и серые боты, обшитые кожей, и лакированные туфельки, в которые убегают розово-телесные чулки, — пусть говорят они о пошлости и суете сует... Но покажите мне стоптанные каблуки 1920 года! Покажите — парусиновые туфли, самодельные валенки, 12 заплат на тяжелых, как ломовые телеги, „американках”!» Конечно, с годами положение с обувью улучшилось, но до этих времен надо было еще доковылять. В 1924 году Е. А. Сви-ньина писала дочери, что теперь у нее есть «очень удобное сооружение для ног, я приспособила случайно купленные мужские калоши к войлочным полуботинкам, и при теплых чулках, сшитых из шерстяной старой фуфайки, вполне обойдусь». Очень точно сказано — «сооружение для ног». Много лет почти несбыточной мечтой горожан были бурки, войлочные, белые, обшитые понизу кожей бурки. Бурки и хромовые сапоги были знаком принадлежности к начальству и благоволения власти, ими награждали ударников труда и других заслуженных людей. Разве такое великолепие годилось рядовым гражданам, которые месили уличную грязь и оттаптывали ноги в трамвайной давке?