Записки о прошлом. 1893-1920

В Курске на вокзале поезд наш был встречен огромной толпой народа, санитарными автомобилями, носилками и группой дам с цветами. К моему ужасу и смущению, вся эта публика набросилась на нас с Ахметом, единственных пассажиров санитарного поезда, сходивших в Курске. Не успел я опомниться, как был завален цветами и перенесён в автомобиль. Санитары, студенты и дамы-патронессы, которым после долгого ожидания досталась такая скромная добыча, пытались наброситься и на Ахмета, стараясь положить его на носилки. Ахмет, который был невредим и ехал со мной в качестве вестового, от этого страшно обозлился, оскалил зубы и стал поносить санитаров последними словами. Пришлось его цукнуть, чтобы прекратить эту глупую сцену. Мрачный и злой, как туча, он взгромоздился рядом со мной в автомобиль, не расставаясь с целой охапкой оружия.

Курское Дворянское собрание, в котором был открыт на средства дворянства лазарет для курских уроженцев, было большое двухэтажное здание в Александровском стиле. Среднюю часть его занимала красивая двухсветная зала белого цвета с обширными хорами. В зале стоял памятник императору Александру Второму из тёмной бронзы на сером мраморном пьедестале. На хорах в стены были вделаны 16 мраморных досок с именами курских дворян, принимавших участие в севастопольском ополчении и защите Севастополя и убитых там или умерших от ран. Среди них были и два моих деда.

В том же здании помещалась и квартира губернского предводителя князя Льва Ивановича Дондукова-Изъединова, его супруга заведовала госпиталем. Изъединовы были старинные дворяне Курщины, владевшие прекрасным и благоустроенным имением в Льговском уезде. Предок Льва Ивановича при Петре Великом был воеводой в Курске. Сам Лев Иванович в молодости служил в лейб-гвардии Гусарском полку, вышел в отставку полковником и потому носил красивый мундир этого полка. Высокий, стройный, с седеющей бородкой и закрученными в стрелку усами, он был весьма впечатляющ в своей великолепной венгерке, когда представлял в торжественных случаях благородное курское дворянство, кстати сказать, его очень любившее. Женившись на последней представительнице рода князей Дондуковых, он с высочайшего разрешения в 1907 году получил титул и фамилию князя Дондукова-Изъединова. У него был сын, также вышедший впоследствии в лейб-гусары.

В госпитале дворянского собрания не было офицерской палаты. Для меня было сделано исключение как для курского дворянина и сына предводителя, для чего отвели в моё единоличное пользование одну из зал, в которой совершенно потерялась моя одинокая койка. Столовая электрическая лампочка была не в состоянии разогнать мрак огромной комнаты, и в ней мне было хотя и очень почётно, но холодно и неуютно. Баловали меня здесь выше всяких заслуг, и дежурная сестра каждое утро являлась за справкой, что я желаю на обед и ужин. Книги, газеты и журналы собрания были в моём полном распоряжении. Впоследствии, когда я поднялся на ноги, то мог совершенно свободно уходить из лазарета в город когда угодно, днём и ночью. В Курске у меня поначалу не было никаких знакомств, кроме семьи Марии Васильевны, которой мы, по принятому в семье обычаю, избегали.

На другой же день по прибытии нашему в Курск приехал папа. Он был взволнован и тронут, увидев меня в госпитальной обстановке, но одновременно с тем я понимал: ему было приятно, что я поддержал традицию и пролил кровь за родину; в семье это повторялось из поколения в поколение. Ахмета папа одарил деньгами и подарками, пожал ему руку и благодарил за «верность и службу». Вестач был очень доволен этим вниманием и уехал на Кавказ в отпуск в полном восторге, поклявшись в верной мне службе до конца своих дней. Назад, впрочем, он не вернулся. Посетила однажды меня и бывшая наша гувернантка Мосинька, в это время уже замужняя дама, о прошлом мы с ней, конечно, не вспоминали.

Недели через три доктора позволили мне встать и понемногу выходить в город. Я этим воспользовался, чтобы немедленно заказать себе полный гардероб вместо потрёпанного и потерянного на войне. Каждый вечер я бывал в театре и вообще проводил время в своё полное удовольствие.

Однажды, обедая в «Центральной» гостинице, принадлежащей курской помещице Полторацкой, я познакомился и сошёлся с тимским помещиком и в молодости гвардейским кавалеристом Александром Ивановичем Макаровым, страстным борзятником. На этой почве мы с ним подружились, несмотря на разницу лет – Макарову было уже за пятьдесят. Как выяснилось из разговоров, Макаров был одного выпуска по Школе с моим полевым командиром Мерчуле и хорошо его помнил. Увлечённый моими рассказами о привольной и оригинальной жизни Туземной дивизии, Александр Иванович однажды заявил мне, что, пожалуй, он и сам тряхнёт стариной и поедет со мной в полк добровольцем.

− Одна беда, − почесал он в затылке. − Годы-то мои солидные, а чин несерьёзный для такого возраста.

− Почему же, если даже вы ротмистр в отставке? − начал было я.

− Где там ротмистр, это было бы прекрасно!

− Ну, всё равно, штаб-ротмистр.

− И того нету…

− Значит, поручик?