Записки о Пушкине. Письма

15-го почта привезла мне еще ваше письмо от 7 февраля. Начинаю с первого параграфа, где вы касаетесь старости и рассуждаете о другом. При этом случае должен вам сказать, что не замечаю в себе ни малейшего охлаждения. Напротив, Сашенька говорит, что вы и я совершенные юноши среди древности, рассыпанной обстоятельствами по Сибири. Кстати, об ней… Помогай ей бог! она теперь как в лес поехала. Направил ее во все места, где, надеюсь, ей будет тепло. – Обещали написать Мешалкиной, когда увидит Неленьку, за которую душа болит. – Ровно ничего не знаю, что там делается. Заколдованное, плачевное дело! Корреспондент мой Евгений, брат Чеха, давно что-то молчит…

Сейчас пробежал телеграфическое известие из Ирбита, что Балаклава взята нашими и что 3 т. врагов легло на месте. Ура! будем ждать 18 № «Московских ведомостей». Говорят, это там подробно рассказано. – Минеев, впрочем, должен быть у нас прежде этого листка. Я сказал, потому что меня эта новость расшевелила, и потом уже придумал, что вы ее сами услышите.

Верный ваш И. П.

158. И. Д. Якушкину [417]

7 марта 1855 г., [Ялуторовск].

…Теперь такое новое событие, которое поглощает все мелочи вседневной нашей жизни, которую вы живо можете представить. Разумеется, очень естественно человеку, рожденному на свет, умереть, как царю, так и подданному, но умереть в такую минуту тому, который затеял всю кутерьму, – это не совсем обыкновенно.[418] Одним словом, этим многое может разрешиться. Новому правителю легче действовать и поправлять ошибки не свои. С другой стороны, и наши враги, может быть, поймут, что не к чему елозить и мучиться. Не будет подозрений на захват несчастного Константинополя, который они мирным образом заняли.

Теперь вы знаете то же, что и мы знаем из газет и от перелетных посетителей дома Бронникова; но, верно, не знаете, что из всего этого будет и какой тропой пойдет Александр.

За одно не спасибо ему, что он предал гласности последние слова отца,[419] вспомнившего нас и при гробе. Кажется, сыну следовало бы оставить при себе такое чувство умирающего отца. Мне на его месте совестно бы было поставить весь мир свидетелем такой беседы. Возьмите приказ по войскам, хотя вы не читаете газет. Увидим, что будет.

Вы можете себе представить, что мы здесь толкуем про все, что может быть и не быть. Обширное поле для предположений и споров. Мы им пользуемся вполне…

Гончарова не видать и, без сомнения, уже не будет. Жаль, мне хотелось на него взглянуть…[420]

Я ничего не загадываю, но и не удивлюсь, если скажут: отправляйтесь куда знаете. 30 лет без нескольких месяцев – такая хронология не часто бывает…

Верный ваш И. П.

159. Г. С. Батенькову

28 марта 1855 г., [Ялуторовск].

…Давно что-то от вас нет листка. Наступило новое царство с тех пор. Что-то оно скажет в делах общественных. Покамест ничего не выражается. Как будто только вставлен один зубец вместо другого.

Тучи собираются – тучи темные и кровавые. Переговоры о мире в ходу, а лагери на всех возможных пунктах. – Чудеса, да и только.

Теперь такое время, что о себе не думается. Сердце болит за многие сотни тысяч. Аминь.

Верный ваш Маремьяна-старица.

160. Г. С. Батенькову

27 мая [1855 г., Ялуторовск].

…[421] Прекрасно делаете, что оставляете под красным сукном надежды, которыми и вас, как и меня, потчуют добрые люди. Это очень понятно и естественно с их стороны, но, кажется, мы, допотопные, не подлежим ни переменам погоды, ни переменам царства.

Я тоже восстановил ограду, уничтоженную прошлогодним разлитием Тобола, и засеял свой огород. Воображаю роскошь вашего Соломенного и стыжусь говорить о моем цинциннатстве.[422]

Извините, что не буду политиковать. Набил оскомину говоря, не только писавши об этом мрачном предмете. Народы, где они имеют значение, до того перепутались, что я совершенно потерял толк. Спасибо безответным Руссакам, что они держатся на славу. Севастополь с ума и с сердца не сходит: совестно обогреться божьим солнышком и свободно подышать теплотой. Сейчас видишь наши сады в крови, покрытые бесчисленными жертвами. Небывалая оборона. Вобан и прочие стали бы в тупик, если б увидели осажденные осаждающими осаждающих.

Прочтите речь Наполеона на выставке. Отсюда так и хочется взять его за шиворот. Но что же французы? Где же умы и люди, закаленные на пользу человечества в переворотах общественных? – Тут что-то кроется. Явится новое, неожиданное самим двигателям. В этой одной вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, – а писать нет возможности.

Верный ваш И. Я.

161. Н. Д. Фонвизиной [423]

Ялуторовск, суббота, 4 июня 1855 г.

Дорогой друг Матрена Петровна… Наш Ланкастер долго молчит, потому что болезнь бросилась на глаза… Он перешел к С. П., засел в темную комнату с лишком на месяц…