Записки о России. XVI — начало XVII в.

«Главной опорой процветания государства, как я слышал, милостивые государи, [— отвечал Горсей, — ] являются торговля и торговые связи, это источник блага для народа, и от этого зависит спокойствие — венец всякого государства. Ваши собственные действия, благородные советники, демонстрируют миру вашу политику в этом вопросе и то, как предусмотрительны вы в сохранении того [о чем говорится]. Поэтому ваши купцы богатеют, ваши ремесленники (mecanycail people) находят работу, ваша знать имеет хороший сбыт [товаров], и от этого зависят их доходы, ваша страна имеет все необходимое, излишек товаров вывозится, а казна обогащается пошлинами, увеличивающимися самыми разными путями. Таков смысл заботы государства о торговле и связях; составной частью этого является хороший прием и приветливость к купцам и торговцам. Обратное мы видим в Испании и Португалии, где большие города и богатые люди нищают, где подданные живут в недовольстве и непослушании с тех пор, как они вступили в разлад с английским королевством.

Наши купцы довольны тем, как с ними обходятся в этом королевстве, это одобряется ее величеством. Если эта милость будет увеличена, они станут считать себя еще более обязанными королю. Я оставляю это на ваше мудрое разрешение и прошу извинить меня за это рассуждение».

Они поблагодарили меня, а я — их. Я полагал, что время прошло с пользой, они думали так же. Мы расстались любезно и вновь встретились за обедом у главного камергера, где меня пышно чествовали. Он сказал мне, что по его ходатайству король удовлетворил мое прошение. Секретарю было приказано выпустить эдикт, или воззвание, для опубликования [этого решения] в Данциге, Элбинге, Кенигсберге и других местах. Я отбыл с этим впечатлением хорошего приема и грамотами короля. Но Поссевино[445], затаивший злобу на меня за то, что я причинил ему и его господину папе неприятности со стороны русского царя, приказал отцу Антонию, папскому легату, который совершал там церковные сборы, подговорить испанского солдата за плату устроить засаду с 40 всадниками, чтобы ограбить и убить меня и моих слуг, но пан Иоанн Дебович (Panne Joan Debowich)[446], добрый протестант, князь и мой старый знакомый, проводил меня безопасной дорогой вопреки их ожиданиям.

Когда я прибыл ко двору великого князя Ливонии пана Христофора Радзивилла (Panne Christophor Regavyle) в Вильно (Vallna) около 11 июня, его милость устроил мне большой и почетный прием; доставил мне большое удовольствие и угощение; он с большим восхищением отзывался о величии и знаменитости королевы Англии; к великому удивлению всех его знатных людей он живет с большой королевской пышностью. С его грамотами, очень милостиво написанными, я отбыл и, благополучно проехав все его владения, прибыл в Смоленск (Smolenska) в России.

Немедленно по моем прибытии князь и наместник этого (города) дал знать об этом царю и князю Борису Федоровичу. От них очень быстро был прислан дворянин с большой свитой, чтобы доставить меня ко двору, куда я прибыл в конце июня[447]. В 3 милях от города Москвы меня встретил дворянин царского двора (of the Kynges house) с добрым приветствием от царя и князя Бориса Федоровича и проводил в столицу, где меня поместили в прекрасный дом, принадлежавший епископу. Три дня подряд этого дворянина присылали ко мне, и он объявлял, что царь жалует меня провизией для меня самого, 10 человек и для лошадей, мясом и питьем и всеми необходимыми вещами.

Я покорно благодарил его величество, но ее величеству, моей госпоже королеве английской, было угодно (говорил я), назначить мне достаточное содержание. Я не буду ничего принимать, пока не предъявлю его величеству письма и поручение, с которым послан. Некоторые из моих прежних русских слуг получили позволение быть при мне, через них я покупал на рынке провизию, не имея надобности брать что-то с Английского подворья.

Мой старый недруг, канцлер, часто присылал ко мне просить, чтобы я забыл прежнюю вражду и смягчил жалобы, которые собирался подать на него, обещая всеми средствами помочь мне в моих переговорах[448]. Я, зная, что он хитер и лукав как лисица, не доверял ему, боясь попасть в его ловушку, я давал ему уклончивые и сдержанные ответы, как считал нужным, но они совсем не удовлетворяли его.

Тот же самый дворянин, что и прежде, был прислан ко мне 17 июля и велел мне приготовиться к трем часам следующего дня для царской аудиенции. Но около 5 часов на следующий день он пришел снова и сказал, что царь нездоров. 21-го он приходил с той же вестью, но вышло то же, что и прежде, то же было и на третий раз.

29 июля мне вновь назначили аудиенцию, когда я пришел в Кремль, то меня проводили в Посольский приказ (offусе of ambasages), после чего меня послали в приказ Казны (Tresorye offyce), там я нашел главного казначея Деменшу Ивановича Черемисинова (Demenshoye Ivanwich Cherymisse)[449] и секретаря Посольского приказа Постника Дмитриева (Posnych Demetriore) [450], которые после вежливых приветствий сказали, что царю угодно знать, зачем и от кого я прибыл.