Записки о Шерлоке Холмсе. Красное по белому

В вечер преступления он вернулся из клуба ровно в десять часов. Его мать и сестра были в гостях. Горничная показала, что она слышала, как он вошел в комнату на втором этаже, выходящую на улицу и служившую ему гостиной. Она затопила там камин, и так как он дымил, то открыла окно. Из комнаты не слышно было никакого звука до одиннадцати часов двадцати минут, когда вернулись домой леди Мэнут и ее дочь. Мать захотела пожелать спокойной ночи своему сыну, но дверь была заперта изнутри, и никто не отозвался на стук и крики. Позвали на помощь, и дверь была взломана. Несчастный молодой человек лежал около стола. Голова его была страшно изуродована револьверной пулей, но в комнате не было найдено никакого оружия. На столе лежали две десятифунтовые бумажки и семнадцать фунтов десять шиллингов серебром и золотом, причем монеты были сложены в столбики по их ценности. Кроме того, на столе лежал лист бумаги с нанесенными на него цифрами, против которых были проставлены имена некоторых клубных приятелей Адэра, из чего вывели предположение, что он перед смертью пытался свести счет своих проигрышей и выигрышей в карты.

Подробное расследование обстоятельств послужило только к осложнению этого случая. Во-первых, ничем нельзя было объяснить, почему молодой человек заперся на ключ. Возможно было, что сделал это убийца, скрывшийся затем через окно. Однако он должен был бы спрыгнуть с высоты по крайней мере двадцати футов, а под окном находилась клумба крокусов в полном цвету. Ни цветы, ни земля не были помяты, а также не видно было никаких следов на узкой полосе травы, отделявшей дом от дороги. Следовательно, сам молодой человек, по-видимому, запер дверь. Но что же было причиной его смерти? Никто не мог вскарабкаться до окна, не оставив следов. Если предположить, что кто-нибудь выстрелил в окно, то такой выстрел из револьвера, причинивший смертельную рану, был бы поистине замечателен. К тому же Парк-лейн – бойкая улица, а в ста ярдах от дома находится извозчицкая стоянка. Никто не слыхал выстрела. А между тем налицо были мертвый человек и револьверная пуля, которая, как это свойственно пулям с мягким концом, пробила голову насквозь и таким образом нанесла рану, за которой должна была последовать моментальная смерть.

Таковы обстоятельства парк-лейнской тайны, осложнившиеся еще полным отсутствием мотивов ввиду того, что, как я сказал, никто не знал, чтобы у молодого Адэра был какой-нибудь враг, и не видно было никаких попыток взять деньги или ценности, находившиеся в комнате.

Весь день обдумывал я эти факты, пытаясь сделать какой-нибудь вывод, могущий их примирить, и найти то место наименьшего сопротивления, которое, как утверждал мой погибший друг, должно быть точкой отправления всякого следствия. Признаюсь, что мои попытки имели мало успеха. Вечером я прошел через парк и часов в шесть очутился на том конце Парк-лейн, к которому примыкает Оксфорд-стрит. Я узнал дом, на который пришел посмотреть, по группе зевак на тротуаре, глазевших по направлению одного окна. Высокий худой человек в синих очках, которого я сильно подозревал в том, что он переодетый сыщик, развивал какую-то собственного изобретения теорию, между тем как остальные, столпившись, слушали его. Я подошел как можно ближе к нему, но его разглагольствования показались мне нелепыми, и я с отвращением отошел. При этом я нечаянно толкнул сгорбленного старика и заставил его выронить несколько книг, которые он нес. Помню, что, поднимая их, я заметил заглавие одной из книг – «Происхождение поклонения деревьям», – и подумал, что этот человек, должно быть, бедный библиофил, собирающий неизвестные книги ради промысла или же ради удовлетворения своей страсти. Я попробовал извиниться в своей неловкости, но было очевидно, что эти книги, с которыми я имел несчастье так дурно обойтись, были очень драгоценны в глазах их обладателя. С презрительной воркотней он повернулся на каблуках, и я видел, как его круглая спина и седые бакенбарды исчезли в толпе.

Мои наблюдения за № 427 на Парк-лейн мало объяснили мне интересовавшую меня задачу. Дом отделялся от улицы низкой стеной и решеткой, доходившими до пяти футов высоты, не более. Следовательно, было крайне легко перелезть в сад. Но окно было совершенно недоступно, так как не существовало ни водосточной трубы, ничего либо другого, что помогло бы ловкому человеку добраться до него. Озадаченный более прежнего, я повернул свои стопы обратно к Кенсингтону.

Не просидел я в своем кабинете и пяти минут, как вошла девушка и доложила, что кто-то желает меня видеть. К моему удивлению, это был не кто иной, как мой странный библиофил. Его остроконечное дряхлое лицо выступало из рамки седых волос, а драгоценные книги, около дюжины, он еле удерживал под мышкой.

– Вы удивлены, что видите меня, – произнес он странным хриплым голосом.

Я признался, что да.