Записки о Шерлоке Холмсе. Красное по белому

– Да, – сказал наш союзник, – я Боб Каррутерс, и я позабочусь о том, чтобы этой женщине была возвращена свобода, хотя бы мне пришлось за это быть повешенным. Я предупредил тебя о том, что сделаю, если ты будешь ее тревожить, и, клянусь Богом, исполню свое слово!

– Опоздал! Она моя жена!

– Нет, она твоя вдова.

Раздался выстрел, и я увидел кровь на жилете Вудли. Он завертелся, с криком упал на спину, и его безобразное красное лицо вдруг покрылось страшной бледностью. Старик, все еще не снявший свою рясу, разразился потоком таких нечестивых проклятий, каких мне никогда не приходилось слышать, и тоже вынул из кармана револьвер. Но не успел он его поднять, как пришлось ему заглянуть в дуло оружия Холмса.

– Довольно, – холодно произнес мой друг. – Бросьте револьвер. Ватсон, поднимите его, направьте его ему в голову. Благодарю вас. А вы, Каррутерс, отдайте мне свой револьвер, не нужно больше насилия. Ну, отдайте-ка его!

– Да кто же вы такой?

– Меня зовут Шерлок Холмс.

– Боже мой!

– Вижу, что вы слышали обо мне. Я буду представителем официальных властей, пока они не явятся. Эй, вы! – крикнул он испуганному конюху, появившемуся на краю лужайки. – Идите сюда, отвезите как можно скорее эту записку в Фарнгам. – Холмс написал несколько слов на листке и вырвал его из своей записной книжки. – Отдайте ее суперинтенданту полицейского поста. До его прихода я обязан задержать вас всех.

Сильная властная личность Холмса руководила трагической сценой, и все были марионетками в его руках. Вильямсон и Каррутерс по его приказанию понесли раненого Вудли в дом, а я взял под руку испуганную девушку. Раненого положили на постель, и по просьбе Холмса я осмотрел его.

Свое заключение я сделал в столовой, где сидел Холмс со своими двумя пленниками.

– Он останется жив, – сказал я.

– Что? – воскликнул Каррутерс, подскочив на стуле. – Я сначала пойду наверх и покончу с ним. Неужели я допущу, чтобы эта девушка, этот ангел, была на всю жизнь связана с Рорингом Джеком Вудли?

– Не беспокойтесь об этом, – возразил Холмс. – Существуют две вполне основательные причины, по которым она ни при каких обстоятельствах не может быть его женой. Во-первых, мы можем смело сомневаться в праве мистера Вильямсона совершать брачный обряд.

– Я был посвящен! – воскликнул старый мерзавец.

– А также лишен сана.

– Раз я был духовным лицом, то таковым остаюсь навсегда.

– Не думаю. А как насчет разрешения?

– У нас было разрешение на брак. Оно у меня тут, в кармане.

– Значит, вы получили его при помощи обмана. Во всяком случае, насильственное венчание – это не венчание, а очень серьезное уголовное дело, о чем вы скоро узнаете. Вы будете иметь время обдумать это в течение десяти лет, если я не ошибаюсь. Что же касается вас, Каррутерс, то вы бы лучше сделали, если бы не вынимали револьвер из кармана.

– И я начинаю об этом думать, мистер Холмс. Но когда я вспомнил о всех предосторожностях, которые принимал для защиты девушки… Я любил ее, мистер Холмс, и впервые узнал, что такое любовь. Я почти обезумел от мысли, что она во власти самого низкого скота и негодяя во всей Южной Африке, человека, имя которого наводит ужас на всех от Кимберли до Иоганнесбурга. Вы, пожалуй, не поверите, мистер Холмс, но с тех пор, как эта девушка поступила ко мне, я ни разу не допустил, чтобы она проезжала мимо этого дома, в котором, как мне было известно, сидели в засаде эти мерзавцы, чтобы не следовать за нею на своем велосипеде, дабы ей не причинили зла. Я держался на расстоянии от нее и надевал бороду, чтобы она не узнала меня, потому что она хорошая, порядочная девушка и не захотела бы больше оставаться у меня на службе, если бы знала, что я следую за нею по сельским дорогам.

– Почему не сообщили вы ей об опасности, которая ей грозила?

– Потому что тогда она уехала бы от меня, а я не мог этого вынести. Даже если она и не могла полюбить меня, для меня все-таки было большой отрадой видеть ее изящную фигуру и слышать звук ее голоса в доме.

– Вы называете это любовью, мистер Каррутерс, – сказал я, – а я бы назвал это эгоизмом.

– Может быть. Эти два чувства идут рука об руку, но как бы то ни было, я не мог допустить, чтобы она уехала. Кроме того, необходимо было, чтобы ее, окруженную этой шайкой, кто-нибудь оберегал. Затем, когда пришла телеграмма, я понял, что они вынуждены будут действовать.

– Какая телеграмма?

Каррутерс вынул из кармана бумагу.

– Вот она, – сказал он.

Телеграмма была краткая и точная: «Старик умер».

– Хм… Я, кажется, понимаю, как дело шло, – сказал Холмс. – И вижу, почему эта весть должна была заставить их, как вы говорите, зашевелиться. Но пока мы ждем, вы можете рассказать нам то, что знаете.

Старый нечестивец в рясе разразился потоком бранных слов.

– Черт возьми, – сказал он, – если вы выдадите нас, Боб Каррутерс, я поступлю с вами так, как вы поступили с Джеком Вудли! Вы можете сколько угодно блеять о девице, потому что это ваше дело, но если вы донесете на своих товарищей этому защитнику в партикулярном платье, то это будет вашим худшим днем.