Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941

«…гениальность стихов затмевает все». (Записано, когда Л. К. получила ташкентскую книжку Ахматовой в издательстве. – Е. Ч.)

В 1965—68 годах Л. К. перечла свои ахматовские и общие дневники. Позже она много раз к ним возвращалась, работая над «Записками об Анне Ахматовой».

Судя по ее дневнику, она прочла «Ташкентские тетради» несколько раз. Но не успела приготовить их для печати. Сомневалась, колебалась, откладывала. Лучше всего передают ее отношение к этим страницам ее собственные строки в дневнике, написанные в разные годы, на протяжении более четверти века:

«Я кинулась в холодную воду – читаю свои Дневники 1942 года. Свой мученический Ташкент. Боль – но уже не кровавая». (12 января 1968)

«Продолжаю читать свой ташкентский дневник. Еще не вижу, в каком размере надо это давать, в прежней ли форме, и в каком виде коснуться, и коснуться ли ссоры и дурных, некрасивых черт жизни А. А.» (13 января 1968)

«Перечла помаленьку Ташкентский Дневник. Как быть – еще не знаю, но бездна интереснейшего». (15 января 1968)

«Какая жизнь кидается на меня из них, когда я перечитываю эти старые, грязные, шершавые, сшитые тетради! Я все забыла – и вдруг сразу все мне навстречу». (9 апреля 1968)

«Перечитываю Ташкентский Дневник. Тяжело. Но очень манит писать». (21 сентября 73)

«…кое-как конспектировала свои 40-ые годы. Это нужно для предисловия ко второму тому. Но как же писать… как…» (11 июня 1Э7Э)

«С ужасом и отвращением перечитываю свои Дневники 40-х годов… Какое мое ничтожество, какая постоянная немощь перед жизнью, всегда поражение – денег нет, жилья нет… себя спасти от безоплатной работы, от лохмотьев – тоже не могу. Беспомощно, беззащитно, тщетно, бездарно». (11 июня 1Э7Э)

«Работали с Финой – конспектировали «красную тетрадь» 1941 года, оказавшуюся необычайно важной, важнее, чем я думала и помнила… – главное – Ташкент 1941 года, А. А. и «Поэма», А. А. и мои стихи, «это ён на ону пошел или ёна на яво» – как я могла забыть это?.. Там и многие стихи мои, и слова о них АА, и ее поправки, и когда какие строфы возникали в «Поэме». Но когда я напишу всё это? (Многое вспоминается важное не записанное, когда читаешь эти записи, и очень точно)». (8 июля 1Э7Э)

«Вспоминать Ташкент мне вредно. Город предательств… После Ташкента я десять лет не видела А. А.; потом подружилась с нею снова и дружила до гроба, но не забывала о ее Ташкентских поступках никогда. Простить можно, но забыть (то есть видеть человека прежним, до проступка) нельзя никак». (15 декабря 1979)

«…читала ташкентский свой дневник. Пока совершенно не знаю, что мне с ним делать. Люша говорит: продолжить им первый том. Нет. По логике так, а по музыке нет. Ввести после конца третьего тома? Нет, после смерти А. А. уже ничего нельзя. Надо бы сделать отдельную книгу «Из ташкентских тетрадей» или «В зазеркалье». Но дело в том, что я не в силах окунуться в Ташкентские ужасы – самый ужасный период моей жизни после 1937-го – измены, предательство, воровство… некрасивое, неблагородное поведение А. А., нищета, торговля и покупка на рынке, страшные детские дома, недоедание, мой тиф…» (20 февраля 1982)

«Ах, придется мне, придется писать Ташкентский период, а я хотела обойтись без». (12 сентября 1985)

«…совершенно не дают работать. А в ночные страшные часы так много мыслей! Написать бы, например, о проезде Пуниных через Ташкент, о встрече А. А. с Н. Н., о вокзале, сборе хлеба и пр. – что и вызвало столь знаменитое покаянное письмо Н. Н. к А. А… Но и думать нечего». (29 января 1990)

«Нет, надо, надо мне расшифровать свой Ташкент, умирать еще нельзя». (18 мая 1991)

«Фина привезла домой тетрадь 1967 года (об А. А. после смерти) и 1942—43. Ташкент. Как я боюсь их!» (2 сентября 1992)

«Да, еще – необходимо прочесть мою Ташкентскую тетрадь, ведь о 1942 году в Ташкенте никто ничего не написал. Да там и много лишнего, что надо было бы уничтожить». (1 апреля 1993)

«…я с головой погрузилась в Ташкентские Записные книжки. Они такие страшные! Какой Двор Чудес с ними сравнится.