Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962

Она не читала ни «Реквиема», ни «Привольем пахнет дикий мед», ни «Немного географии», ни «И вот наперекор тому», ни «Здесь девушки прекраснейшие спорят», а из «Триптиха» (т. е. из «Поэмы без героя») узнала во время встречи с Ахматовой лишь первую часть, которую и приняла за «мирискусническую стилизацию» (сб. «Узнают…», с. 350–351). Не говорю уж о том, что ей остались неизвестны стихи Ахматовой, посвященные непосредственно ей, Марине:

Поглотила любимых пучина,
И разграблен родительский дом.
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем.
А за нами таких миллионы…

Как же в самом деле было Марине Ивановне судить по сборнику «Из шести книг» о том, что делала Ахматова «внутри себя»?

1954

21 24 декабря 1953 года на первой странице «Литературной газеты» была помещена моя статья «О чувстве жизненной правды» (настоящее название, уничтоженное редакцией, «Гнилой зуб»). В статье говорилось о лживости советской литературы для детей. Примеры были взяты, главным образом, из удостоенной Сталинской премии повести В. Осеевой «Васек Трубачев», а также из рассказов начинавшего тогда прозаика А. Алексина. На второй странице того же номера «Литературной газеты» было напечатано сообщение о расстреле Берия. Это дало повод сатирику Александру Борисовичу Раскину (1914–1971) прислать мне в подарок такую эпиграмму:

Не день сегодня, а феерия!
Ликует публика московская.
Открылся ГУМ, закрылся Берия
И напечатана Чуковская.

22 Николай Николаевич Вильям-Вильмонт (1901–1986) —

германист, знаток и переводчик Гете, Шиллера, Гердера, Бехера, Томаса Манна. Ему принадлежит также книга: «О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли». (М.: Сов. писатель, 1989.)

²³Василий Ардаматский (1911–1989) – журналист; он приобрел особую известность своим антисемитским фельетоном «Пиня из Жмеринки», появившемся в журнале «Крокодил» 10 марта 1953 г. – то есть за три недели до освобождения и полной реабилитации врачей-евреев. Как сообщает КЛЭ, Ардаматский – «автор очерков, рассказов, повестей, часто на документальной основе, о работе чекистов в годы Великой Отечественной войны» (т. 9). Юмореска в «Крокодиле» – в данном случае тоже была, по-видимому, работой чекиста, только уже не во время Великой Отечественной войны, а после.

24 Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990) – литературовед и артист. «Основные литературоведческие работы и рассказы Андроникова, – пишет о нем КЛЭ, – посвящены изучению биографии и творчества М. Ю. Лермонтова, а также архивным и текстологическим разысканиям». К этому следует добавить, что в молодости И. Л. Андроников был учеником Б. М. Эйхенбаума и Ю. Н. Тынянова: вот почему В. Б. Шкловский с такою горячностью напал на него за его излишне осторожную, отступническую речь о Тынянове.

Оценить вклад И. Л. Андроникова в советское литературоведение я не берусь. Меня всегда пленял, главным образом, дар Андроникова-артиста. Талант его необычаен и являл себя с особенным блеском, когда выступал Андроников не в большом зале, перед сотнями, и не на экране телевидения, перед миллионами, а в комнате, перед двумя-тремя – много десятью людьми. Я помню эти выступления с конца двадцатых и в тридцатые годы; Андроников, как и я, еще жил в ту пору в Ленинграде, сотрудничал в «ленинградской редакции» Детиздата, возглавляемой С. Я. Маршаком, и в журнале «Еж», возглавляемом Н. М. Олейниковым. Когда в редакцию, бывало, являлся Андроников, нашей работе, даже самой срочной, наступал конец. Начинался спектакль в театре одного актера. Ираклий превращался на наших глазах то в армянскую старуху, то в Алексея Николаевича Толстого, принимающего у себя на даче Василия Ивановича Качалова, то в Маршака, рассуждавшего о стихах, то в Чуковского, застрявшего в детгизовском лифте. Это был настоящий праздник искусства. Искусства – чего? Перевоплощения? Да, но не только, потому что Ираклий Андроников не просто походил в эти минуты на Жирмунского, Переселенкова, Н. Тихонова, Остужева или Штидри, но передавал и в слове, и в интонации, и в движениях – передавал не без издевки и шаржа – самую суть, концентрат изображаемой личности; это надо было видеть и слышать. Впоследствии, в Москве, я тоже не раз слышала в исполнении Ираклия Луарсабовича речи Симонова, речи Суркова и телефонный монолог Пастернака. И, несмотря на то, что с конца сороковых годов наши пути разошлись (у многих своих прежних друзей, в том числе и у меня, И. Л. более не появлялся), – я, вопреки неодобрению Анны Андреевны, продолжала и продолжаю с восхищением вспоминать законченные роли-новеллы, созданные Ираклием Андрониковым в театре одного актера.

Об И. Л. Андроникове см. ⁷⁵, а также с. 532.