Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966

С оценкой поэтического творчества Анны Ахматовой выступил известный итальянский критик профессор Джакомо Дебенедетти. Затем слово было предоставлено Александру Твардовскому, который в частности отметил:

– Первое, что можно сказать о поэзии Ахматовой, – это подлинность лирического изъяснения, невыдуманность чувств и незаимствованность мыслей. Поэзия Ахматовой – образец высокого мастерства. Она – на уровне высших достижений культуры русского стиха и, следуя классической, главным образом пушкинской традиции, обладает чертами несомненной самобытности. Ее поэзия немногословна, экономна в средствах и по видимости как бы только традиционна.

На вечере, который транслировался по итальянскому телевидению, был прочитан перевод известного стихотворения Анны Ахматовой «Мужество», напечатанного в «Правде» в дни Отечественной войны.

Итальянские газеты широко комментируют вручение премии Таормина как одно из наиболее значительных событий этого литературного года в Италии».

О пребывании Ахматовой в Италии см. воспоминания И. Эвентова «От Фонтанки до Сицилии» («Об А. А.», с. 378–379), ее письма к А. Найману («Рассказы…», с. 174–182), «Двенадцать встреч», с. 277–278, а также Приложение 4.

194аИз «Поэмы» – только первую часть. – Ахматова согласилась на требования А. Суркова, который 12 февраля 1965 года направил такое письмо на имя директора издательства: «…я категорически считаю, что «Триптих» из книги надо снять … не на пользу Ахматовой пойдет завершение книги, и так довольно сильно окрашенной закатными тонами, поэмой, отбрасывающей и автора, и с ним вместе читателя в предреволюционный Петербург, в мир мистики и фантасмагорий, являющихся странным декадентским рецидивом на фоне стихов второй части книги» (Анна Ахматова. Сочинения в двух томах. М.: Правда, 1990, т. 2, с. 382) – Примеч. ред. 1966.

195 Состав той неорганизованной организации, которую современники называли «бандой», в разное время менялся. В середине шестидесятых годов «бандой» в литературных кругах именовали обычно такую компанию: А. Софронов, Вс. Кочетов, Н. Грибачев, – позднее М. Алексеев, быть может – Вадим Кожевников. Связывали этих людей тесная дружба, антитсемитизм, бездарность и предоставленная им власть над издательствами и журналами. Все они были – кто многоразовым лауреатом Сталинской премии, кто – Героем Социалистического Труда, кто секретарем СП, кто – кандидатом в члены или даже членом ЦК, и все – редакторами или членами редколлегий крупнейших газет и журналов: «Литературной газеты», «Огонька», «Знамени» или «Октября». Своею огромной властью они пользовались прежде всего для издания и переиздания собственных сочинений. «Октябрь», возглавляемый Кочетовым, вел неустанную войну с «Новым миром» Твардовского; в пору борьбы с космополитизмом все они – с особым злорадством – принимали участие в травле русских литераторов еврейского происхождения; когда требовалось, громили, разумеется, Пастернака и всех, кого свыше велено было громить.

Примкнул ли в конце концов к так называемой «банде» С. Наровчатов, человек более интеллигентный, чем они, и поэт, не лишенный дарования, – мне неизвестно.

Сергей Сергеевич Наровчатов (1919–1981) – поэт.

Цитирую КЛЭ (т. 5): «Военная тема составляет основу как первой книги Наровчатова «Костер» (1948), так и всей его поэзии, особенно сборника «Взыскательный путник» (1963). Обращаясь к товарищам своей пионерской юности, павшим на фронтах Отечественной войны, поэт восклицает:

…Со всем поколением в сердце несу я
Вашего сердца нетленную часть.
Навек присягаю, навек голосую
За Советскую власть!

Для стихов Наровчатова характерны высокая гражданственность, точность слова, простота и ясность стиля. Позднее в его стихах появляется всё более ощутимая тяга к философскому осмыслению жизни. Наровчатов часто выступает со статьями о современной поэзии».

С. С. Наровчатову посвящен очерк Елены Ржевской «Старинная удача» (см.: Новый мир, 1988, № 11). Они были соучениками по ИФАИ. Ржевская говорит о несомненном даровании Наровчатова, о привлекательных чертах его наружности и характера, о его преданности товарищам, а затем о времени более позднем: «Наровчатов искал осуществления на других, не творческих путях и в престижных достижениях. Посты, награды…». Цитирует Ржевская и лирические признания поэта, т. е. строки о самом себе:

…Мало дал я дьяволу и богу,
Слишком много кесарю отдал.
Потому что зло и окаянно
Я сумы страшился и тюрьмы,
Откровенья помня Иоанна,
Жил я по Евангелью Фомы…

«И бывало, что люди, соприкасавшиеся с ним, – продолжает Ржевская, – ощущали с неприязнью его равнодушие, сановность. А глухая официальность его выступлений разлучала, мне кажется, читателя даже с лучшими, талантливыми его стихами».