Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966

В вагоне, перелистывая «Бег», увидела выправленные Анной Андреевной даты, восстановленный эпиграф из Бродского над стихами «Последняя роза»… Дома, впившись в книгу, обнаружила, что Анной Андреевной над стихотворением «Умолк вчера неповторимый голос» вписан эпиграф из Пастернака: ««Как птица мне ответит эхо» Б. П.»[187].

12 ноября 65, Комарова Колина смерть застала меня в Комарове[188]. 5-го утром, после Люшиного звонка, я рванулась в Ленинград, вечером в Москву; 6-го похороны; 7-го я сплошь возле Деда. И опять – обратно в Комарово, но до отъезда все-таки успела побывать на Ордынке, у Анны Андреевны. Приехала я к ней 8-го, ранним вечером, с тем, чтобы уйти пораньше (позднее она ждала Виноградовых). Она усталая, тревожная, хотя и получше, чем в прошлый раз.

Дверь мне отворила Нина Антоновна. Пока я снимала пальто и стаскивала боты в передней, Нина произнесла трудным, запинающимся шепотом: «Прилетел Толя и нам удалось отговорить мадам от поездки в Париж». Нина хотела сказать еще что-то, но с губ срывались одни запинки, хотя я ее и не торопила. Она с досадою беспомощно помотала головой, взяла меня за руку и отвела в комнату Виктора Ефимовича. Ардов в командировке, Анна Андреевна живет у него в кабинете.

Сидит в низком широком кресле. Вместо ответного «здравствуйте» пошарила вокруг себя и протянула мне экземпляр «Бега» для Корнея Ивановича. Я поблагодарила – не утешение, конечно, для Деда, но отрада, любовь… Завтра снова поеду к нему и отвезу.

– Я только что написала отказ от Парижа, – объявила Анна Андреевна. – Не еду никуда. Жаль, что вы в Комарове, когда я не там… Возвращайтесь скорее, застанете меня здесь… Побывала у меня Огородникова с инструкцией: «Поезжайте в Париж или нет, это как вам угодно, но только чтоб в городе не пронесся слух, будто Ахматову не пустили»²³³.

Мне понравилась внезапная забота об общественном мнении. Анне же Андреевне, разумеется, ехать сейчас никуда не следует, разве что в хороший санаторий.

Я спросила, как прошло ее выступление на вечере Данте в Большом театре – ведь мы с той поры не видались. Были ли там интеллигентные люди и как слушали?

– Никаких интеллигентных людей и никак не слушали. Все эти люди живут, я уверена, в одном каком-то доме, где им предоставлены квартиры при условии, что они не пропустят ни единого юбилейного вечера в Большом Театре. Не реагируют они вообще ни на что, хлопают всем поровну и терпеливо ждут антракта и концерта²³⁴.

У Анны Андреевны две радости нынче: первая радость – книжка из березовой коры, прошитая веревкой. На коре выцарапаны ее стихи: «Двадцать первое. Ночь. Понедельник». Светлое это чудо привез ей кто-то из лагеря… Чудо Анна Андреевна положила мне в раскрытые ладони, а я не то что перелистывать, я дохнуть не смела – но она и не дала, вынула мгновенно у меня из рук и положила в особую коробочку, устланную ватой²³⁵.

– Отдам в Пушкинский Дом, – заявила она.

Да. Эти листки березовой коры почетнее Оксфордской мантии. И Нобелевской премии. И любой награды в мире.

Вторая радость: Надежда Яковлевна переселилась наконец в свою новостройку.

– Поедем туда на днях с Никой и Юлей, повезем пирог и крендель. На новоселье. Я так счастлива за Надю. Наконец-то у нее свой дом. Это и с моей души снимает камень. Сурков давно уже предлагал нам обеим двухкомнатную. На двоих двухкомнатная – не худо, правда? Но наша с Надей совместная жизнь в Ташкенте доказала, что жить нам вместе не следует. Я не дала согласия, и вот из-за меня Надя получила жилье с опозданием: только теперь. Наконец-то! Я счастлива²³⁶.

– И еще одна радость, – продолжала Анна Андреевна. – Надя наконец поняла, кто такие Т. Они всячески ее величали – как и Ольгу. С Ольгой-то понятно зачем: через нее они хотели проникнуть к Борису Леонидовичу. И потому звали ее «супругой поэта». Может быть она больше, чем супруга – этакая «звезда любви», но женой не была никогда: с Зинаидой Николаевной Борис никогда не разводился и не расставался.

Поговорили мы, конечно, о деле Синявского и Даниэля, как разговаривают сейчас всюду. И, конечно, с возмущением. Но меня чрезвычайно удивляет одно обстоятельство, сказала я Анне Андреевне: секретарша Эренбурга, Наталья Ивановна Столярова, принесла мне книжку «фантастических повестей» Терца и книжка показалась мне убогой, слабой. Стоит ли из-за таких пустяков идти на каторгу?.. Я спросила у Анны Андреевны, попадалась ли книга ей.

– Да, мне тоже приносили… Мне это не надо… Ах, при чем тут хорошая проза, плохая проза… Надо одно: чтобы эти люди не попали на каторгу.

Так.