Взять Панталию не удалось. Командир дивизии приказал прекратить наступление, отвести полк, привести его в порядок. Затемно, кто остался жив, стали осторожно отходить по два, по три человека, ползком, замирая, как только над головой повисали осветительные ракеты, шипевшие и ронявшие горящие капли на перепаханное болото.
На подступах к Панталии, у позиций противника оставались лишь воронки от мин да незахороненные тела убитых казаков, которым суждено было погибнуть здесь, на залитом ледяной водой и изрытом воронками болоте около незнакомого села с таким красивым названием.
На следующее утро связной из штаба полка сообщил, что меня вызывает в штаб дивизии Братенков. Отрываться от полка в такой обстановке, когда не поймешь, где немцы, где наши, — удовольствие невеликое, скажем прямо. Но приказ есть приказ. Поехали мы с Николаем назад в Черешнивку. Там оставался штаб дивизии.
— Ну, живы-здоровы? Слава Богу] — встретил меня Братенков. — А то уж какой день ни слуху ни духу, думаю, где это вы, живы ли…
— Так обстановку-то вы знаете, товарищ майор, как тут о себе дать знать?
— Да, конечно, знаю. Нелегко нашим полкам. Потери большие. Но и немцам дали жару… А вас я вот зачем вызвал… Впрочем, давай так, лейтенант, если не возражаешь. У нас пока тихо. Тыл. Давай-ка иди, тут у хозяев банька во дворе есть. Мы сегодня все помылись. Рай. Потом пообедаем, и отдохнете немного. А то полку задачка предстоит… Но об этом потом. Договорились?
Ну неужели я мог возразить? Неправду говорят, что на войне, в боях, в этом аду кромешном, не бывает рая. А разве не рай после стольких суток непрерывных боев, без отдыха, без сна, — а какой сон чуть ли не на ходу или в какой-нибудь наполовину разбитой хатенке, на охапке соломы, в лучшем случае вполглаза — в тылу ведь не в своем, а у противника, и, конечно, не раздеваясь. Разве не рай после всего этого снять далеко не первой свежести белье, поддать ковшичком на раскаленные камни в баньке, пусть по-черному топленной, и ощутить жгущее, обволакивающее объятие пара? И такая сладость разливалась по всему телу… Разве не рай?
Через час мы с Николаем, чистые до неприличия, побритые, предстали перед Братенковым.
— Так вот, Горбунов, — обратился Братенков к Николаю, — устраивайся тут с нашими казачками и коней пристрой. Ни сегодня, ни завтра вы никуда не поедете. Полк будет решать одну задачу, и, пока ее не решит, вы со своим начальником здесь побудете. Ясно?
— Ясно, товарищ майор. Разрешите идти? Николай вышел, а я, естественно, с недоумением посмотрел на Братенкова. Что за задачка?
— Дело вот в чем, — Антон Максимович повернулся ко мне, — Дубно мы в лоб не взяли. Не вышло.
— Жаль людей, столько погибло. Чтоб эта Панталия провалилась…
— Панталия, другая ли какая деревня, не их вина. Силы здесь у немцев есть, да и понимают они, — что терять Дубно им никак нельзя. Их армии в котле: Кор-сунь! Вот в чем дело. Что придется отступать, их командование понимает, раз мы пошли на запад — не остановимся, пока до Берлина не дойдем. Но здесь они будут цепляться. Комдиву звонил по телефону комкор Соколов, страсть как ругался, что Дубно с ходу не взяли. На него ведь и армия и фронт жмут. Комдив сегодня вызвал и Симбуховского, и командира 33-го полка Мизерского, я был при этом разговоре. Посмотрел комдив на Симбуховского, помолчал, вздохнул тяжело и говорит:
— Ну, Вася, что делать будем? Когда Дубно возьмем?
— Вот так прямо и сказал: «Вася»?
— Да. Они ведь давно знакомы. Вместе на Дальнем Востоке служили. Наш комдив Павлов знаешь как Симбуховского любит? Подошел он к столу, склонился над картой и говорит: «Вот оно Дубно, рядом, рукой подать, а взять не можем. Нужно не в лоб наступать. Зря я вас на Панталию погнал. Надо в обход идти. 29-й пойдет первым. Полк геройский — ему и идти первым, но не прямо на Дубно, а в обход, на Млынов, на Хору-пань, а оттуда к северо-западной окраине Дубно. И в город! Но учтите, разведка доложила, что по восточной окраине Хорупани немцы успели укрепиться. Надо ворваться в траншеи, уничтожить все, что там есть, пробить ворота и прорваться на Дубно. Надо немцев врасплох взять. За 29-м пойдет танковая бригада и 33-й полк, ваш полк, Мизерский. Вот такая задача». Этот разговор я слышал. Думаю, пока полк в этот рейд пойдет, тебе надо здесь побыть. Не лезть туда, в пекло. Да и не весь полк пойдет — комдив предупредил, чтобы тылы с собой не тащили. Так что половина полка здесь останется.
— Товарищ майор, Антон Максимыч, — взмолился я, — ну как же я могу здесь оставаться, когда полк на такую операцию пойдет? Разрешите с полком.
— Я бы этого никогда не разрешил, но… но раз вы сами так хотите, идите. Я. бы не советовал. Но дело ваше, лейтенант. — У Антона Максимовича даже тон изменился. Официальным стал, етрогим. Надо сказать, что мое участие в рейдах полка по тылам противника не входило в мои служебные обязанности. Меня за это даже ругало мое начальство. Но и награждали, как мало кого из оперуполномоченных.