Записки офицера «СМЕРШа»

Как больно, и невольно на глаза наворачиваются слезы — почему не дожили до этого прекрасного дня некоторые наши друзья, которые, быть может, имели право на жизнь более любого из нас. Их взяла война, они отдали свою жизнь как верные солдаты на алтарь отечества. И сегодня, в этот день торжества, мы склоняем головы наши и, повторяя про себя имена погибших, говорим: «Они будут жить вечно!»

Теперь недалек уже тот час, о котором и вы, родные мои, и я мечтали все эти четыре года. Скоро-скоро на Тайнинском горизонте появится и ваш солдат… Как хочется сейчас получить письма от вас и знать, что вы здоровы и бодры и уже больше не болят ваши дорогие сердечки за судьбу вашего казака. А он немного «погуляет» за границей и примчится обратно в Матушку-Россию.

Родные мои! Спокойны ли вы сейчас? Я думаю, что да… Целую, как никогда, горячо и крепко тысячи, тысячи роз».

Но для нас война еще не кончилась. Оставался еще противник, не желавший сложить оружие, а если сдаваться, то англичанам или американцам.

Вот и пришлось драться еще четверо суток. И самым страшным в тех сутках было то, что они продолжали забирать жизни людей, дошедших до победы…

14 мая, наконец, бои затихли. Я уехал в дивизию, к Братенкову. Обнялись мы с Антоном Максимовичем, да так, что косточки хрустнули. Поздравили друг друга с победой, с тем, что дошли, что живы.

— Ну а теперь, старший лейтенант, новое задание. Подробнее сказать пока не могу, но задача вот какая: в полку будут отбирать самых достойных, кому можно поручить выполнение очень ответственного задания. И сам готовься. Надо, чтобы люди были особенные, заслуженные, боевые. Вот так. Подробнее когда смогу — скажу.

Дня через четыре треть полка, все, что осталось к тому времени в строю, было поднято по тревоге. Но к счастью, не боевой. Построились. Казаки надели боевые ордена, медали. Три офицера, приехавшие из штаба дивизии, командир полка, замполит обходили строй, отбирали не только самых рослых, но и тех, у кого орденам и медалям было тесновато на груди. Отобрали человек тридцать, а из офицеров — только моего друга Ефима Аронова. Он, полковой фельдшер, носил на груди три ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны, и это не считая медалей. Прямо можно сказать — и строевым-то офицерам не многим такая честь выпадала.

В тот же день все «избранные» выехали в штаб дивизии. Там был повторен отбор, который проводил командир дивизии генерал Павлов, замполит полковник Ни-товщиков и начальник контрразведки майор Мирошин.

Из тридцати осталось двенадцать. Мирошин подозвал меня:

— Цель этой операции пока не объявлена. Объявят позже в штабе корпуса. Пусть люди пока думают, что это отбор для встречи с союзниками на демаркации. Вам по секрету скажу, пока не для огласки. Поедете в Москву на парад. Большой парад, особенный. Парад Победы. Вы один из оперсостава корпуса. Довольны?

21 мая верхами выехали в штаб корпуса. Ехали мы рядом с Ефимом, говорили о том о сем, потом умолкли как-то сразу, одновременно, посмотрели друг на друга.

— А что, Ефимушка, может, последний раз в седле? Может, и не увижу я больше своего Полета?

— Ну почему же последний? Что, не вернемся в полк, что ли? Вернемся через денек-два. Вот что потом будет, кто знает? Останется ли конница в армии или расформируют ее… А жаль, ей-богу, жаль, если расформируют…

На большой поляне, неподалеку от штаба корпуса, собрались отобранные в полках Первой гвардейской конно-механизированной группы войск. Человек двести. Построились. Подошли генералы, среди них Пли-ев. Все затихли.

— Товарищи казаки и танкисты! Пользуюсь случаем, с великой радостью поздравляю вас с победой! Командование фронтом поручило мне сообщить решение Верховного главнокомандующего маршала Сталина о проведении в столице нашей Родины — Москве — Парада Победы. Вам выпала честь и большое счастье стать участниками этого исторического парада!

Громкое, быть может, и не очень стройное, не очень похожее на парадное, но радостнейшее «Ура-а-а!» раскатилось по поляне. Вверх полетели кубанки, шлемы, фуражки. Строй смешался…