Читаем Записки охотника. Накануне. Отцы и дети полностью

Несомненно, нигилизм Базарова, отрицательное направленно его ума таили в себе опасность упадка духа, развитие неглубокого скептицизма и даже цинического восприятия и отношения к жизни. Заявление Базарова: «А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?» — проявление такого цинизма. Тургенев проницательно отметил в Базарове не только то, что составляло его силу, но и то, что грозило ему. В своем одностороннем развитии нигилизм Базарова мог выродиться в крайность и повести за собой духовное одиночество и полную неудовлетворенность жизнью. Тип такого циника-нигилиста нарисовал Гончаров в романе «Обрыв» в образе Марка Волохова.

Но Аркадий совершенно справедливо предсказывал своему другу славную будущность. Базаров, бесспорно, талантлив. Очевидно, тургеневского героя ожидала совсем иная судьба. Может быть, в период обострения революционной ситуации, в 1860–1861 годы, Базаров вступил бы на путь революционной борьбы с самодержавием и попал бы в Петропавловскую крепость, как предсказывал Писарев, сам вскоре оказавшийся в крепости. Салтыков-Щедрин полагал, что Тургенев был неправ, заставляя своего героя погибнуть жертвой случайности. «Такого рода люди погибают совсем иным образом», — писал он, намекая на возможную судьбу Базарова как революционера. Герцен считал, что «уцелей Базаров от тифа, он наверное развился бы вон из базаровщины, по крайней мере в науку, которую он любил и ценил…»[20].

В романах «Накануне» и «Отцы и дети» Тургенев в меру своего понимания, но с несомненным сочувствием запечатлел мужественный и благородный облик передового разночинца-демократа 60-х годов, его непримиримую вражду и отрицание старого мира. Другие писатели пришли за ним, воплотили другие стороны и типы демократического движения 60-х годов, но это не умаляет исторической заслуги Тургенева.

Роман «Отцы и дети» — вершина художественного творчества Тургенева. Прежде всего, в нем дается гораздо более широкий охват действительности, чем в других романах писателя. Тургенев выходит за рамки дворянской среды, той дворянско-усадебной обстановки, которая составляет передний план даже в «Накануне», не говоря уже о «Рудине» и «Дворянском гнезде». Старинная барская усадьба и маленькая деревенька родителей Базарова, губернский город, отдаленно — столица с ее университетом, петербургский сановник и губернатор, сын откупщика по питейному делу и столь разные типы женщин, как Одинцова и «эмансипе» Кукшина, аристократ Кирсанов и полковой лекарь Василий Иванович Базаров, студент-барич и студент-демократ, ветхий обломок прошлого — старая сварливая княжна-старуха, дворовые и мужики — таковы многообразные облики и типы русской жизни в «Отцах и детях». И если в «Рудине» и «Дворянском гнезде» среда в общем однородна, если в «Накануне» Инсаров приходит и уходит, еще не составляя собой нового композиционного центра, то в «Отцах и детях» выступают уже две среды со своими противоположными представлениями и интересами и как две сюжетные линии, и как два композиционных центра. В самой композиции романа нашла свое отражение русская действительность в период падения крепостного права с борьбой в ней двух исторических тенденций общественного развития. Причем действие романа ведет Базаров: он выступает почти во всех сценах романа, он, а не дворянская среда и ее герои (все равно — положительные и отрицательные), составляет первый план повествования; с его смертью «Отцы и дети» заканчиваются.

Уже в самом композиционном расположении образов романа отразилась смена обстановки в русской общественной жизни 60-х годов с ее центральной фигурой — разночинцем-демократом. При этом если еще Павел Петрович занимает в композиции романа видное место и Тургенев даже излагает его «предысторию», то новое поколение дворянской интеллигенции выступает лишь в качестве подголоска одной из двух партий. И в этом обстоятельстве отразился тот факт русской жизни, что «дети» из мыслящей дворянской молодежи переставали играть сколько-нибудь значительную роль в прогрессивном общественном движении, а в духовном отношении они питались тем, что создавалось мыслью разночинца.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия вторая

Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан
Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан

В сборник включены поэмы Джорджа Гордона Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" и "Дон-Жуан". Первые переводы поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда" начали появляться в русских периодических изданиях в 1820–1823 гг. С полным переводом поэмы, выполненным Д. Минаевым, русские читатели познакомились лишь в 1864 году. В настоящем издании поэма дана в переводе В. Левика.Поэма "Дон-Жуан" приобрела известность в России в двадцатые годы XIX века. Среди переводчиков были Н. Маркевич, И. Козлов, Н. Жандр, Д. Мин, В. Любич-Романович, П. Козлов, Г. Шенгели, М. Кузмин, М. Лозинский, В. Левик. В настоящем издании представлен перевод, выполненный Татьяной Гнедич.Перевод с англ.: Вильгельм Левик, Татьяна Гнедич, Н. Дьяконова;Вступительная статья А. Елистратовой;Примечания О. Афониной, В. Рогова и Н. Дьяконовой:Иллюстрации Ф. Константинова.

Джордж Гордон Байрон

Поэзия

Похожие книги