Однако, Чернов не долго находился в состоянии умиротворения от общения с Ковальчуком. За годы службы в контрразведке он научился относиться к людям по принципу «доверяй, но проверяй». В семье, школе, в комсомоле его воспитывали совершенно по-другому, и прививали иные ценности, но специфика работы внесла свои коррективы. Нельзя сказать, что это был правильный подход. Но, тем не менее, благодаря такому отношению к людям, он стал более лояльным к их слабостям, даже предательство и обман стали восприниматься совсем по-другому, нежели прежде.
Игорь набрал номер телефона строевой части полка и ему сразу же ответил матрос — писарь. Чернов представился и спросил:
— А где начальник строевой части?
— На докладе у командира, — бойко ответил писарь.
— А журнал учета отпусков личного состава у тебя далеко? — поинтересовался Чернов.
— Нет. Под рукой.
— Тогда посмотри, пожалуйста, когда капитан Ковальчук находился в отпуске, — попросил его Игорь.
— Одну минуту, — буркнул матрос и через несколько секунд сообщил, — по журналу числится с 22 января по 8 марта.
Чернов поблагодарил матроса и отключился. Он пересел в кресло и стал рассуждать. Поджог домика с формулярами произошел в ночь с 12 на 13 февраля, Ковальчук в это время действительно находился в отпуске. Попытка поджога склада была предпринята 9 марта, то есть, в первый день после окончания отпуска. Подготовиться так быстро к совершению преступления он не мог, да и появление возле склада в тот день оказалось случайным. Если б капитан Лукьянов его не попросил подвезти, то в тот день он бы там и не оказался. Выводить из строя свой вертолет перед боевой службой, а потом в спешном порядке его восстанавливать? Тоже не логично.
Ничего не оставалось, как побеседовать со старшим лейтенантом Игнатовым. Игорь, как мог, пытался оттянуть общение с этим человеком. По роду службы ему приходилось влиять на судьбы на людей и порой не всегда позитивно. Поэтому, в глубине души, Чернов испытывал чувство вины перед этим офицером, но успокаивал себя тем, что в какой-то степени помог избежать ему нежелательного пребывания на корабле, хотя и не самым лучшим способом. Он не стал вызывать его в кабинет, а сам переоделся в техническую форму и пешком выдвинулся на аэродром.
18
Март близился к завершению, но в Заполярье еще ничего не напоминало о завершении зимы, разве что, солнце стало подниматься выше и заметно оживились воробьи возле жилых домов. Стоял прекрасный безветренный день, ярко светило солнце, и настроение Игоря соответствовало природе. Любуясь дикой красотой Севера, он не заметил, как оказался на аэродроме. На следующий день были запланированы полеты, и поэтому весь технический состав работал на технике или расчищал от снега стоянку. Чернов посмотрел по сторонам, возле вертолетов Игнатова не оказалось. Он зашел в эскадрильский домик и увидел того заполняющим за столом формуляр вертолета.
— Добрый день, — поздоровался Чернов.
Игнатов испуганно посмотрел по сторонам и молча кивнул.
— Сергей, я хотел бы задать тебе несколько вопросов — обратился к нему по имени Игорь.
— Здесь? — уточнил Игнатов, — или пойдем к Вам.
— А зачем идти ко мне? — не понял Чернов, — не будем терять времени.
— Ну, я думал, что после разговора, Вы меня куда-то повезете, — несколько оживился старший лейтенант.
— Ах, вот Вы о чем? — улыбнулся Чернов, перейдя в общении с собеседником на «вы» — Пока нет на то, оснований. Но, если хотите сделать чистосердечное признание, то пойдем ко мне.
Тогда лучше здесь, — более спокойным тоном ответил техник, — что Вас интересует?
— Для начала, давай перейдем на «ты», так легче общаться, — предложил Чернов, — Тем более, что мы почти сверстники.
— Я не против, — согласился Игнатов, — спрашивай.
— Расскажи, пожалуйста, как проходил рабочий день в эскадрилье, накануне крайнего происшествия. Может быть, кто-то из посторонних крутился возле вертолета Ковальчука? — спросил Игорь.
— Может, кто-то и крутился, я не обращал внимания, своей работы хватало. Но для того, чтобы бросить болт в редуктор, нужно как минимум залезть на кабину вертолета, а там, кроме Ковальчука, я не видел никого.
— Но, согласись, — примирительно сказал Игорь, — Ковальчуку нет смысла выводить из строя свой вертолет накануне боевой службы.
— А мне, можно подумать, есть смысл. Сделали из меня террориста на ровном месте. Людям в глаза стыдно смотреть. Все шарахаются от меня, как от прокаженного, — недовольно произнес Игнатов и вытер рукавом нос.
— Это ты о чем? — не понял Чернова.