Записки от скуки

Придворный Тикатомо набросал для самовосхваления заметки, состоящие из семи пунктов. Все они касаются ис-кусства верховой езды и ничего особенного собой не представляют. По его примеру я тоже приведу здесь семь пунктов самовосхваления.

. Когда в сопровождении множества людей я отправил-ся однажды любоваться цветами, то, увидев в окрестностях храма Света Победы Истины мужчину, который скакал на коне, сказал:

– Обратите внимание: если всадник сейчас хотя бы раз пришпорит коня, конь упадет и всадник свалится.

Все остановились, а всадник пустил коня вскачь. Когда же пришло время остановиться, он осадил коня и кубарем полетел в грязь. Свидетели были потрясены безошибочностью моих слов.

. В то время когда Ныне Царствующий был еще прин-цем, а его резиденцией служил дворец Мадэ-но-кодзи wi, я зашел однажды по делу в приемную Хорикава-дайнагона. Развернув свиток с четвертой, пятой и шестой главами «Бесед и суждений», дайнагон обратился ко мне со словами:

– Только что я навестил его высочество в покоях. Его высочеству захотелось взглянуть на раздел: «Не люблю фиолетовый цвет, потому что он затмевает красный», но сколько он ни искал его в своей книге, найти так и не смог. Тогда я получил высочайшее повеление: «Ступай, еще раз посмотри и найди!»

– Это же в девятом свитке, в таком-то и таком-то мес-те,- ответил я.

– Ах, как я рад! – воскликнул дайнагон и со свитком в руке бросился к принцу.

Правда, подобные вопросы обычно не представляют трудности даже для ребенка, но в старину люди пользовались для пышного самовосхваления и самой малостью.

– Может быть, это нехорошо,- спросил однажды экс-император Готоба сиятельного Тэйка об одном из своих стихотворений,- что в одном и том же месте встречается и слово содэ, «рукав», и слово тамото, «нижняя часть рукава»?

– Что в этом такого,- отвечал поэт,- ведь писали же так:

То не метелки ли мисканта

Колышутся, как чьи-то рукава (тамото),

В траве, в осеннем поле?

Но кажется, что это ты

Призывно машешь рукавами (содэ).

Излагая этот разговор, поэт напыщенно писал: «То, что я кстати вспомнил нужные стихи, означает, что в искусстве поэзии мне покровительствуют боги и что удел мой счастлив».

Первый министр Кудзё, князь Корэмити, в своих чело-битных грамотах тоже занимался самовосхвалением, описывая моменты, не представляющие ничего особенного.

Надпись на колоколе в храме Дзёдзайко составлена была сановником Ариканэ %. Придворный чиновник Юкифуса переписал текст набело и уже приготовился было отдать залить металл в форму, когда монах-литейщик взял черновик с текстом надписи и показал его мне.

В тексте была строфа:

Когда наступает в природе

Безмолвье вечерних часов,

Ко мне твои звуки приходят

За сотни ри.

– Здесь я вижу женскую и мужскую рифму,- сказал я,- не ошибка ли это – «сотня ри»?

– Как хорошо, что я вам показал надпись, в этом ведь будет и моя заслуга! – обрадовался монах и помчался к каллиграфу.

– Да, я ошибся,- ответил тот,- нужно исправить на «много рядов».

Однако что значит это «много рядов»? Может быть, он имел в виду «много шагов»? Я так и не понял.

Однажды с большой группой попутчиков я отправился в паломничество к Трем пагодам. В Екава, в зале Неизменного обряда, мы увидели старинную картину с надписью «Павильон Цветка Дракона». Сторож при храме объяснил нам:

– Рассказывают, что авторство надписи приписывают либо Сари, либо Кодзэю". Но достоверно автор еще не установлен.

– Если это Кодзэй,- заметил я,- на обороте должна быть подпись; если же автор Сари, подписи на обороте быть не должно.

Оборотная сторона картины была покрыта толстым слоем ныли и затянута паутиной. Когда убрали грязь, все явственно увидели надпись, указывающую чин и имя Кодзэя и дату.

Все были поражены.

Когда высокомудрый Догэн читал в храме Наранда на-ставления, он позабыл так называемые «восемь несчастий».

– Не помните ли вы их? – обратился он к присутствующим. Никто из его учеников вспомнить не мог. Тогда я выглянул из соседней комнаты и сказал: «Наверное, это то-то и то-то», чем вызвал всеобщее восхищение.

. Как-то мы с содзё Кэндзё пришли посмотреть цере-монию с наговорной водой. Содзё, не дожидаясь окон-чания церемонии, собрался домой, а содзу, пришедшего вместе с нами, нигде не было видно. Монахи, посланные его разыскивать, очень долго не возвращались, а потом вышли из храма и заявили:

– Очень уж много там монахов, и все одинаково одеты. Никак невозможно его отыскать.

– Какая жалость,- воскликнул Кэндзё и обратился ко мне,- поищите, пожалуйста, его вы!

Я вернулся в храм и сейчас же привел содзу.

В пятнадцатый день второй луны была ясная лунная ночь. Стало уже совсем поздно, когда я направился к Сэмбонскому храму. Войдя в него через черный ход, я расположился в стороне ото всех и, поглубже спрятав лицо в одежды, стал слушать чтение сутр. В это время от молящихся отделилась прекрасной наружности женщина. Она подсела ко мне и прислонилась к моим коленям.

«Если на меня перейдет аромат ее благовоний,- подумал я,- будет неловко»,- и тихонько отодвинулся.

Женщина снова придвинулась ко мне, тогда я встал.