Он заставил понять, что если славянофилы были правы, воскликнув: "Запад гниет", то гниет он, без сомнения — главным образом оттого, что в нем везде
(даже в Англии и Германии) слишком много стало этого равенства и этой свободы, ведущих к высшей степени вредному однообразию воспитания и потребностей. Англия, благодаря последним демократическим реформам, подходит все ближе и ближе к типу орлеанской Франции, а от подобной монархии один шаг до якобинской (т. е. капиталистической) республики... Что касается до не вполне еще объединенной Германии, то ее социальная почва слишком тоже близка к общеевропейскому типу XIX века, чтобы иметь надолго особую будущность. Гражданское равенство, однообразие, парламент (с которым, пока жив, еще кой-как справляется великий человек), гражданский брак и т. д. А после смерти двух могучих и популярных старцев, императора Вильгельма и Бисмарка, будет непременно все то же, что и везде на Западе, — все эти полурадикальные, сильные для разрушения и бессильные для созидания Ласкеры и Ви-рховы восторжествуют наверно, но ненадолго! Все западные страны Европы осуждены историческим роком своим, своей органической жизнью идти позднее за Францией и повторять ее ошибки, даже и ненавидя ее! Неужели не избегнем этого и мы?Будем надеяться, что теперешнее
движение русской мысли, реакционное, скажем прямо, движение — не эфемерно, а надежно; будем помнить, что прогресс не всегда был освобождающий, а бывал разный; будем мечтать, наконец, чтобы условия внешней политики позволили бы нам окончить скорее Восточный вопрос в нашу пользу и чтобы неизбежное тогда расширение исторического кругозора нашего, совпадая счастливо с этим реакционным течением мысли, вынудило бы нас яснее прежнего понять сложные и мудрые законы социальной статики и все смелее и смелее прилагать их к жизни..."Франция, — сказал Данилевский, — есть истинный практический проявитель европейских идей с начала европейской ис-
тории и до настоящего дня. Россия — представительница славянства".
Франция, прибавлю и я, есть передовая нация романо-германской культуры, понемногу отходящей в вечность; Россия — глава мира, возникающего для самобытной, новой и многосложной
зрелости.Какое же возможно тут сочувствие?!
Если же нет,
если мы ошиблись, то и Россия погибнет скоро (исторически скоро), слившись так или иначе со всеми другими народами Запада в виде жалкой части какой-нибудь рабочей, серой, безбожной и бездушной федеральной мерзости!И не стоит тогда и любить ее!
Suum cuique. (Каждому свое.)
В брошюре своей кн. Голицын очень ясно различает три степени возможных отношений к Франции русских людей и России во всецелости ее: сердечное сочувствие, формальный союз и случайное взаимное содействие. Он признает полезным только последнее, да и то с оговоркой, если Германия действительно окажется отъявленным
нам врагом.О Каткове ему приходится говорить много, потому что его возражение невпопад пламенным французским публицистам написано непосредственно под впечатлением глупой статьи "Фигаро" — "Les theories de Katkoff (нашли теоретика!).
"Катков — искренний друг французской республики, Катков — противник и враг русского дворянства, говоривший о нем с презрением" и т. д.Кн. Голицын обличил "Фигаро" в невежестве и пустословии; он хотел растолковать французам (жаль, что не русским), "что Катков не восхищался строем их государства, не сочувствовал республике их, не видел в нынешней Франции почти ничего достойного уважения или подражания, а только как русский практический политик находил временное сближение с правительством Франции выгодным для наших собственных целей".
Кн. Голицын защищает Каткова от нареканья
в симпатиях к Франции; он говорит, что "знамя Каткова было белизны незапятнанной", что "красной, пунцовой республике" этот русский патриот сочувствовать не мог. Он очень высоко вообще ценит Каткова, хотя и замечает в одном месте, что страстность покойного "оппортуниста" нашего и в деле чисто практического соглашения с представителями деятельной французской политики перешла в последнее время за должную черту... Кн. Голицын утверждает, что "по слухам, Катков вступил в ненужные переговоры с влиятельными людьми вашей (французской) нации; он дозволил некоторым друзьям своим свидания с вождями ваших партий... действия, которые у нас (в России) в высших сферах не были бы одобрены"...И конечно, если эти слухи справедливы, то одобрять тут нечего; особенно в наше время
"благодетельной гласности" и т. д. Если бы Катков был не публицист, а прямо и просто человек власти, министр, напр., то это было бы, может быть, очень полезно.