Записки озабоченного

Александр Ермак Записки озабоченного

ЗАПИСКИ ОЗАБОЧЕННОГО (гормональный репортаж) Полная версия

Посвящается Мерилин

Весенний синдром

Мы вышли из кинотеатра. Прямо на Тверскую. Туда, где обитают быстрые машины. Они могут домчать нас, куда наши души и тела пожелают.

Я поднял руку, голосуя. А сам не отрывал взгляда от Мерилин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегал по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам. Сердце мое билось пламенным дизелем. Я сам хотел быть этим наглым теплым весенним ветром.

Мерилин улыбнулась:

– Мы едем к тебе?

Я как-то и не подумал о таком варианте:

– Ко мне? Может, лучше в твою гостиницу?

Она тут же безоговорочно прижалась:

– Нет, там репортеры, поклонники. В гостинице скучно. Хочу к тебе, мой милый.

Я обнял:

– Ты хочешь ко мне…

Но у меня, у меня… У меня всего лишь мизерная квартира – семь на восемь шагов. И дело даже не в размере, а в том, что в моем пристанище никто не убирался с тех пор, как ушла Зойка. Там жуткая пылища. Там раскиданы грязные носки, рубашки, штаны и еще хрен знает что. Телевизор заплеван виноградными косточками. А кухня завалена заплесневевшими тарелками и сковородками, яичной скорлупой, сигаретными бычками в томате, оставшемся в консервных банках. А в ванной мутные брызги и потеки сверху донизу…

Привести туда Мерилин?

– Я не могу… Это ужасно… Ты не представляешь, что это такое – берлога одинокого мужчины…

Но Мерилин закусила губку:

– Но я хочу, хочу…

– Хорошо. «Let it be…»

И мы поцеловались. Я опустил руку. На грудь Мерилин. И тут же рядом взвизгнула тормозами машина:

– Куда вас?

– В Кунцево.

Авто рвануло с места. А я рванул что-то на Мерилин, прорываясь вглубь к теплому, к мягкому и к упругому.

За минуты, которые мы мчались по затемненной Москве, я истискал ее сверху донизу, вдоль и поперек. Да и Мерилин не отставала – засунула мне руку в ширинку. Я аж застонал сквозь наши стиснутые губы. А шофер тут же тихо ржал.

Снизу пошло такое тепло, что я испугался опередить события, и отстранил ее:

– Подожди, Мерилин, не торопись.

Она сделала изумленные глазки:

– Но я хочу, хочу тебя.

– Здесь? – вздрогнул я.

Мерилин подтвердила:

– Да, здесь. Сначала здесь…

– Полсотни баксов, – осклабился таксист, – не вопрос.

За Мерилин не жалко было и полсотни. Но заниматься любимым делом у этого типа на глазах в зеркале заднего вида?

– Да, – упрямилась в моих штанах Мерилин.

Я обречено вздохнул, но, вглядевшись в темноту улицы, увидел знакомый забор:

– Нет. Мы уже подъезжаем, Мерилин.

Я внес ее, благоухающую «Шанелью», в наш нефешенебельный лифт. Чтобы она не замарала свое белое платье, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.

Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в этой общественной клетке.

Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерилин на пол. Она, видимо, обезумевшая от подъездных многоквартирных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.

Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерилин в свою несвежую постель.

– Да, – сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.

– «Yes», – почему-то прошептал я, стягивая с нее последнее препятствие.

Вонзился в Мерилин турецким ятаганом. Всхлипнул пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:

– Да…

И мое общеобразовательное:

– «Yes…»

– Да…

– «Yes…»

– Да…

– «Yes…»

– Да…

– «Yes…»

Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота, начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит, двигается.

– Да…

– «Yes…»

– Да…

– «Yes…»

– Да…

Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.

– No… Nein… No pasaran… Нет, нет… Только не это…, – кричу я, отстыковываясь от Мерилин.

Вздрагиваю и просыпаюсь.

Я лежу поперек измятой постели. Один. Никакой Мерилин под рукой нет и в помине. Она мне всего лишь приснилась. Но чуть не кончил я совсем по-настоящему:

– Фу, успел…

Еще немного такого сна, и проснулся бы я частично мокрым. Тот кайфовый шар выплеснулся бы из меня наружу и украсил простынь характерным разводом. И лежать бы мне сейчас в сырости, сожалеть о недосягаемой Мерилин.

Но нет, я успел проснуться. И вот тянусь за сигаретой. И чиркаю зажигалкой. Пускаю в потолок струю. Дыма. Дела… Что-то подзатянулось мое односпальное существование. Конечно, были перерывы и раньше. Совсем короткие. И длинные. И один очень длинный армия. Тогда, после школы, с институтом не заладилось. И пришлось одеть форму. И страдать воздержанием, поллюциями. И не смеяться над армейским анекдотом: «Может ли женщина зачать без полового контакта? Может, если переспит на простыни солдата».