Записки партизана

Когда в сумерках Ольга Николаевна отводила Веру Филипповну с ребятишками к себе домой, она увидела на углу улицы небольшую толпу. Люди молча стояли у забора и читали большое, в газетный лист, объявление немецкого коменданта города генерала Фрейтага. Начиналось оно требованием сохранять порядок и спокойствие. Дальше шел ряд параграфов, и в конце каждого из них стояло слово: «расстрел». Расстрел за все: за сопротивление германским солдатам, за несдачу оружия, за хранение военного обмундирования, за хождение по городу позже и раньше установленного времени, за уклонение от регистрации на бирже труда, на предприятиях, в учреждениях… Расстрел, расстрел… Краснодарцы молча читали объявление и молча расходились, невольно с опаской озираясь по сторонам…

И все же жизнь постепенно брала свое. Примерно через неделю после прихода немцев начали понемногу оживать базары. Волей-неволей и Ольге Николаевне пришлось идти за покупками: у нее на руках была Вера Филипповна с ребятишками.

Базар ничем не напоминал обильного, богатого базара, который раньше весело шумел на площади.

Продавцов на базаре было несравненно меньше, чем обычно. Около немногочисленных крестьянских подвод, торгующих прилавков и ларьков стояли очереди.

Ольга Николаевна купила все, что хотела, и уже начала было пробираться к выходу, как вдруг будто электрический ток пронизал толпу:

— Облава!.. Оцепили!..

Вокруг базарной площади плотной шеренгой стояли части немецкой фельджандармерии и комендантских войск СС. На площадь смотрели дула ручных пулеметов. Взгромоздясь на прилавок, высокий худой немец кричал:

— Подходить сюда! По одному!.. С документами!..

И продавцы и покупатели послушно выстраивались гуськом в затылок. Началась проверка.

Документы просматривали два немецких жандарма, хорошо говоривших по-русски. Тем, кто не мог предъявить документов или чьи документы казались подозрительными, жандармы коротко бросали:

— Влево!..

Тех, кто медлил или пытался спорить, немецкие солдаты подталкивали прикладами в спину.

С Ольгой Николаевной все обошлось благополучно: накануне подпольная организация выдала ей паспорт со всеми нужными штампами и с отметкой о регистрации на бирже труда.

С невольным вздохом облегчения она отошла от жандармов, как вдруг услышала позади себя крик. Ольга Николаевна оглянулась. От прилавка, за которым происходила проверка документов, бежала девушка. Ольга Николаевна хорошо знала ее: это была Валя, молодой инженер-лаборант комбината Главмаргарин, секретарь комсомольской организации.

Раздался выстрел. Валя упала. Немцы не успели подбежать к ней, как она поднялась. Белое платье ее было в крови. Немецкие жандармы схватили Валю под руки и потащили к группе задержанных… Девушка не сопротивлялась. Почти тотчас подъехали грузовые машины. Жандармы быстро посадили в них арестованных, и машины скрылись. На одной из них Ольга Николаевна увидела Валю. Бледное лицо ее было спокойно. По ветру развевались золотистые волосы…

Сердце у Ольги Николаевны сжалось. «Почему побежала Валя от жандармов?»

* * *

…Я помню, как в те дни, когда подготовлялись группы будущих подпольщиков, мы с Евгением обсуждали кандидатуру Вали.

Евгений хорошо знал ее по работе, считал честным, преданным партии человеком.

Кандидатуру Вали горячо поддерживал также инженер Иван Петрович Котров, инструктор химических команд ПВХО. Он был давно завербован в нашу группу. Правда, здесь имелось одно обстоятельство, которое, откровенно говоря, смущало нас: Валя и Котров любили друг друга. Но кроме Котрова Валю рекомендовала и Ольга Николаевна, наш будущий подпольщик, умная и уважаемая всеми женщина, с мнением которой мы очень считались, и Свирид Сидорович Лысенко, дежурный инженер маслоэкстракционного завода. А Лысенко в то время прочили одним из руководителей подпольной группы. Я знал Валю только понаслышке, и Евгений решил познакомить нас, пригласив ее к себе в кабинет по какому-то делу.

Когда Валя вошла, меня поразила ее внешность. Валя была очень красива. В стройной, тоненькой фигуре ее чувствовались легкость и грация движений. Ее глаза, громадные, серые, опушенные длинными ресницами, сияли такой молодостью, таким подкупающим девичьим обаянием, что, встретившись с ними взглядом, невольно хотелось улыбнуться. Но больше всего меня поразили ее волосы: пушистые, густые, золотистые, они были собраны в большой узел на затылке. Когда Валя сидела на подоконнике, казалось, ее голова окружена сиянием, тончайшие нити золота словно плавились в лучах весеннего солнца…

Мы говорили с Валей не меньше часа. Конечно, за час не узнаешь человека, но я понял одно: сердце у Вали такое же молодое, честное, чистое, как ее глаза, как весь ее светлый девичий облик.

Когда Валя ушла из кабинета, Евгений, внимательно наблюдавший за мной, спросил:

— Ну, так как же, папа, записываем Валю?

— Нет, Женя, не записываем!

Евгений удивленно посмотрел на меня.