Чем когда наш шар земной От громов победных
Колыхался и дрожал,
И народ, в смятенье,
Ниц упавши, ожидал Мира разрушенье.
Что ж? — Быть может, наш герой Утомил свой гений
И заботой боевой,
И огнем сражений?..
Нет, он в битвах не бывал — Шаркал по гостиным И по плацу выступал Шагом журавлиным.
Что ж? — Быть может, он богат Счастьем семьянина,
Заменя блистанье лат Тогой гражданина?..
Нет, нахально подбочась,
Он по дачам рыщет И в театрах, развалясь,
Все шипит да свищет.
Что ж? — Быть может, старины Он бежал приманок?
Звезды, ленты и чины Прёзрел спозаранок?
Нет, мудрец не разрывал С честолюбьем дружбы И теперь бы крестик взял... Только чтоб без службы.
Вот гостиная в лучах:
Свечи да кенкеты,
На столе и на софах Кипами газеты;
И превыспренний конгресс Двух графинь оглохших
И двух жалких баронесс, Чопорных и тощих;
Всё исчадие греха, Страстное новинкой; Заговорщица-блоха С мухой-якобинкой;
И козявка-егоза —
Девка пожилая,
И рябая стрекоза — Сплетня записная;
И в очках сухой паук — Длинный лазарони,
И в очках плюгавый жук — Разноситель вони;
И комар, студент хромой,
В кучерской прическе,
И сверчок, крикун ночной, Друг Крылова Моськи;
И мурашка-филантроп,
И червяк голодный,
И Филипп Филиппыч-клоп, Муж... женоподобный,—
Все вокруг стола — и скок В кипеть совещанья Утопист, идеолог,
Президент собранья,
Старых барынь духовник, Маленький аббатик,
Что в гостиных бить привык В маленький набатик.
Все кричат ему привет С аханьем и писком,
А он важно им в ответ:
Dominus vobiscum! 4
И раздолье языкам!
И уж тут не шутка!
И народам и царям —
Всем приходит жутко!
И жужжит он, полн грозой, Царства низвергая...
А Россия — боже мой! —
Таска... да какая!
И весь размежеван свет Без войны и драки!
И России уже нет,
И в Москве поляки!
Но назло врагам она Всё живет и дышит,
И могуча, и грозна,
И здоровьем пышет.
Насекомых болтовни Внятием не тешит,
Да и место, где они,
Даже не почешет.
А когда во время сна Моль иль таракашка Заползет ей в нос,— она Чхнет — и вон букашка!
Прошла борьба моих страстей,
Болезнь души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей Неотразимый, неизбежный,
И милые тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть, и жизнь при встрече с
Но каплет кровь еще из раны,
И грудь усталая и ноет и болит!
Денис Давыдов — одна из самых оригинальных, ярких и популярных фигур России первой трети XIX века; один из славных исторических героев русского народа, деятельный участник и зоркий наблюдатель значительных событий своего времени. Друг Пушкина и декабристов, поэт-лирик, тонкий мемуарист и талантливый писатель, Давыдов внес заметный вклад в русскую национальную культуру. Очень интересно его эпистолярное наследие. Его значительно дополняют последние предсмертные письма к А. Б. Голицыну, письма к жене и сыновьям и «Надгробная эпитафия П. И. Багратиона», обнаруженные автором этих строк и предлагаемые вниманию читателя.
Письмо, как верно отметил А. И. Герцен,— один из важных исторических источников. «Письма больше чем воспоминания,— писал он,— на них запеклась кровь событий, это само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное». Именно таковы «Петербургские письма», принадлежащие перу Д. В. Давыдова. Белинский сказал
о нем: «Давыдов принадлежит к замечательным людям... он примечателен как человек, как характер». Великий критик ставил его в один ряд с лучшими прозаиками русской литературы.
Письма Дениса Давыдова, о которых здесь идет речь, относятся к 1836—1837 годам и поныне остаются все еще неизвестными для исследователей.
У Дениса Васильевича Давыдова было пять сыновей - Василий, Николай, Денис, Ахилл, Вадим и четыре дочери — Юлия, Екатерина, Софья, Евдокия. В последние годы все его многочисленное семейство постоянно жило в селе Верхняя Маза Симбирской губернии (ныне Радищевский район Ульяновской области), в имении жены Дениса Васильевича, Софьи Николаевны, урожденной Чирковой. Он был заботливым, любящим отцом; с ранних лет стремился привить своим детям самые лучшие качества: честность, правдивость, порядочность, трудолюбие, любовь к Родине и к знаниям, верность гражданскому долгу и ответственность за порученное дело. Когда старшие дети подросли, Денис Васильевич стал думать о том, чтобы дать им хоро шее образование и специальность. Об этом свидетельствует его семейная переписка и, в частности, «Петербургские письма», хранящиеся ныне в Центральном военно-историческом архиве в Москве (ЦГВИА).
Эти письма написаны в то время, когда их автор находился в столице но делам устройства там двух своих сыновей, Василия и Николая, в привилегированные учебные заведения.