Записки пинчраннера

Под недобрым бдительным взглядом подавшегося в мою сторону нефтепромышленника, у которого от напряжения на огромном лице выступили капельки пота, похожие на шарики нефти, я подошел к пылавшему злобой секретарю. Зрелище, которое я увидел, заставило меня, повернувшись к Мори, послать ему молчаливый призыв. О, я уже однажды видел такое же прекрасное зрелище! Это были фрески, которые покрывали стены столовой калифорнийской лаборатории! Фрески, созданные одним мексиканским художником! На них изображалась вся история жизни калифорнийских индейцев, начиная с появления конкистадоров, искавших Эльдорадо, и кончая эрой господства американцев. Но радость, которую я испытываю сейчас, несравненно глубже, обширнее радости, вызванной просто воспоминаниями о тех фресках! Будь у меня время, я бы рассказал тебе, Мори, как безгранична эта моя радость…

Зрелище показалось мне схожим с теми мексиканскими фресками благодаря его композиционному построению. Окно в палате Патрона обрамлял выступающий вперед бетонный наличник, и толпа казалась вставленной в раму. На идущей вдоль ограды дорожке толпились ряженые, окружившие колесницу, а по обеим ее сторонам стояли зрители. Все были возбуждены, предвкушая празднество, в котором собирались принять участие. Над толпой, из окон стоявшего напротив корпуса, свешивались больные, санитарки, а на газоне у изгороди, спиной к нам, в ожидании замерли полицейские моторизованного отряда. Можно без преувеличения сказать, что открывавшийся взгляду вид действительно напоминал горизонтальную фреску Риверы[31].

Перед самой колесницей, глядя в нашу сторону, с величественным видом стояли карлик и толстуха, по обеим сторонам от них — охранники в черных костюмах. Они были до предела напряжены. Карлик и толстуха, выступающие в качестве руководителей, провозгласили начало празднества. Ряженые, до этого поникшие, разом оживились и распрямили плечи. Глядя на толпу сверху, с довольно большого расстояния, я понял — то, что казалось мне, когда я находился в гуще ряженых, беспорядочным сборищем, на самом деле была структурно оформленная, хотя и несколько хаотичная, группа — разнообразные костюмы ряженых воспроизводили историю их родных мест. Это, несомненно, была их собственная история, по в то же время и история всего человечества, что и вызвало мою столь глубокую радость.

— Ряженые собрались вокруг колесницы, которую они привезли с собой в Токио, — доложил я Патрону, напомнившему о себе кашлем. — Когда мы были с ними, ряженые олицетворяли главным образом военные и послевоенные бедствия, хотя среди них были и Чаплины, а вот смотрю сейчас и вижу там Сарудахико, Амэ-но удзумэ-но Микото[32] и даже полководцев и финансового магната Сумитомо. Видимо, подобные наряды имеют какой-то особый смысл для людей из тех мест, но наряду с этим они воскрешают историю всего человечества. Есть среди них ряженые в нарядах, которые описаны в-«Фудокп»[33], есть даже император Мэйдзи и Эйнштейн…

— В общем, деревенское шествие, в котором принимают участие ряженые, начиная с костюмов времен «Фудоки» и кончая Эйнштейном? Наверно, среди них есть и Санэмори? Хха-хха-хха. У них все так тщательно продумано, что эффект от праздника будет весьма внушительным, хха-хха-хха.

Эта тирада Патрона прервала мой рассказ, но тут мое внимание привлекло новое зрелище. Среди толпы, окружившей ряженых, я увидел походившую на замерзшую птицу жену, бывшую жену, в черном платье с красным платком на шее и великана брата, охраняющего ее. В некотором отдалении от них, но в таком месте, чтобы не упустить их из виду, стояла Ооно Сакурао в желтом пальто. Ее толкали со всех сторон, и она сама без конца наступала на ноги окружающим. Рядом с ней были двое из Корпуса лососей — они смотрели вверх, на здание клиники, надеясь увидеть Мори. Когда я заметил их, мне показалось, что вся эта глазеющая толпа — участники закончившегося потасовкой митинга против строительства атомных электростанций, и здесь сейчас снова собрались две враждующие революционные группы. В таком случае и присутствие моторизованной полиции необходимо, ха-ха.

Не видно было только Добровольного арбитра, но мои глаза, упорно рыскавшие по толпе, в надежде, что кто-кто, а Добровольный арбитр должен здесь обязательно быть, вдруг на мгновение выхватили из толпы маленькое личико человека в светло-коричневом хлопчатобумажном костюме — серьезное лицо Справедливца! Я весь задрожал от радости. Мори, то, что Справедливецу мер, неправда, если начнется схватка, этот пожилой математик вытащит свои вставные челюсти и будет всех подряд кусать ими, будет мужественно сражаться, посмотри туда! — закричал я беззвучно и тут же потерял из виду Справедливца и снова отыскать его уже не мог.

— Не окажется ли этот праздник настолько чудотворным, что он уничтожит вирус рака? Хха-хха-хха, ты тоже ряженый и, несомненно, должен знать, о чем они будут молиться, хха-хха-хха. Может быть, они захотят отправить меня в безвозвратную даль и уничтожить, как вредное насекомое? Хха-хха-хха.