Записки писателя

Когда Сумбатов, обремененный делами по управлению Малым театром, отказался от председательства в дирекции кружка, его место занял Валерий Яковлевич Брюсов, состоявший и ранее членом дирекции, известный и популярный писатель, автор многочисленных произведений в стихах и прозе, романов, пьес, критических статей, основатель общества «Свободная эстетика», в свое время вождь в лагере символистов, человек исключительной трудоспособности, широко образованный и даровитый, о котором А. М. Горький дал знаменательный отзыв:

«Брюсов — это самый культурный писатель на Руси. Лучшей похвалы не знаю…»

Познакомился я с Брюсовым сравнительно поздно, уже в кружке, но знавал его как поэта давно. Он начал писать в половине девяностых годов и был одним из вожаков в группе новоявленных декадентов, решивших обратить на себя внимание во что бы то ни стало, прибегая иной раз к явно дерзостным выступлениям, не только не боясь насмешек, но как бы ища их, — лишь бы быть замеченными. Эта группа имела свой журнал «Весы» и издавала альманах «Северные цветы» и другие; в одном из таких сборников появилась однажды знаменитая «поэма» Брюсова, состоящая всего лишь из одной строчки:

О, закрой свои бледные ноги.

Публика хохотала над этой поэмой, но дело было сделано: на декадентские альманахи спрос значительно вырос.

Гиляровский и здесь не оставил без своего экспромта эту «поэму» в одну строчку. Он шутливо заявил, что у него тоже есть «поэма» в одну строчку, под заглавием: «Рим» — про римского папу.

— Слушайте! Вот она:

Папа спит… И видит — маму…

Многие из декадентов, сотоварищей Брюсова, так и замерли на своих вычурных произведениях, а Валерий Яковлевич с годами все рос и становился крупной величиной. Его прежние сочинения вроде: «Фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонкозвучной тишине», — были уже давно оставлены. Новые мотивы звучали иначе. Его «Каменщик» был отмечен как серьезный отход от прежних настроений.

— Каменщик, каменщик, в фартуке белом,
Что ты там строишь? Кому?
— Эй, не мешай нам, мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму…

— Каменщик, каменщик, долгие ночи
Кто ж проведет в ней без сна?
— Может быть, сын мой, такой же рабочий;
Тем наша доля полна.

— Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,
Тех он, кто нес кирпичи…
— Эй, берегись! Под лесами не балуй…
Знаем все сами, молчи!

Именно за эти годы, когда мне пришлось работать вместе с Брюсовым в кружке и постоянно встречаться, я узнал ближе и оценил этого интересного человека, «самого культурного писателя». Во время империалистической войны он уехал на фронт корреспондентом от «Русских ведомостей». В 1919 году вступил в партию большевиков. Умер в 1924 году в расцвете творческих сил.

В помещении кружка собирались самые разнообразные литературные группы: символисты, реалисты, футуристы и многие иные. Все они имели возможность собираться в особых комнатах, где им никто не мешал и они никому не мешали. Время от времени они выступали и перед широкой публикой в исполнительском зале, где со сцены читали, пели или выкрикивали свои произведения.

Вспоминается поэтесса Лохвицкая с ее красивыми стихами, получившими даже пушкинскую премию. Но в этих стихах, почти во всех, воспевается жажда «знойных наслаждений во тьме потушенных свечей». Успехом она пользовалась довольно большим, но в определенных буржуазно-богемских группах благодаря настроениям и моде того времени.

Был еще поэт, Емельянов-Коханский, сам себя называвший «первым русским декадентом». Он напечатал книгу стихов, почему-то на розовой бумаге, и посвятил ее, тоже неведомо почему, «самому себе и египетской царице Клеопатре». В этой книжке под названием «Обнаженные нервы» приложен был и портрет автора, изображенного в виде не то демона, не то херувима, — с огромными крыльями за плечами. Но более всего был он похож не на демона, а на летучую мышь. Перед империалистической войной поэтов всевозможных разновидностей стало достаточно много, и большинство из них было буквально опьянено собственным величием.

Немало в моей памяти появилось стихотворцев, которые, обладая известной одаренностью, после некоторых успехов объявляли себя великими талантами, новыми Пушкиными, а то иногда и «сверх-Пушкиными».