Записки питерского бухарца

Петро – практически, почти ничем не отличался от самого Сан Саныча: такой же, невысокий, полноватый, но при этом, довольно шустрый, этакий балагур-весельчак, с озорными и несколько хитроватыми смеющимися глазами. Характерной же чертой его спутника, я бы назвал чрезмерную скромность и застенчивость, которая с первых же минут очаровывала и располагала к себе собеседника. Николай был заметно худее и выше ростом своих друзей. Естественно, он также, как и его товарищи, был рад столь долгожданной встрече, но радость эта была сдержанной: прежде всего она читалась в его доверчивом взгляде, который излучал какую-то невероятную теплоту и сердечность. И ещё – эта его бесподобная улыбка, столь свойственная скромным и добрым по натуре людям.

Понятное дело, в первый же день был организован стол, со множеством яств и закусок: тут были и русская солянка, и восточные манты, ну и конечно-же украинское сало с неизменной горилкой. Моему одинокому соседу давно хотелось познакомить меня со своими друзьями, а заодно и представить им ново обретённого друга-повара. Весь вечер прошёл в бурных эмоциях, воспоминаниях былой молодости, многочисленных шутках и историях, всплывших неожиданно из недр уснувшей было памяти. Как и положено в кругу друзей, немало подтруниваний и прочего рода дружеских колкостей досталось в этот вечер и на долю немногословного Николая. Словом, было шумно и весело, как это часто происходит в подобных случаях. А в конце, застолья, друзья единодушно приняли решение – сходить завтра, с утреца, в баню и хорошенько попариться.

Наутро, в условленное время, мы встретились и вскоре, оказавшись в помещении предбанника, все стали спешно стягивать с себя одежду, обувь и прочие портки. Все, кроме Николая, который почему-то, всё медлил и мялся, нехотя снимая с себя верхнюю одежду и долго копошась в шнурках. Наконец, оставшись в одних трусах, он виновато глянул на голых друзей.

– Ну, и? – не выдержал первым Петро. – Долго мы тебя будем ждать?! Сымай, трусы-то!

– Может, не надо? – застенчиво пробормотал Николай, явно сконфузившись. – Мне и так нормально…

– Ты чего? – не понял его друг. – Нас, что ли, стесняешься?

– Та оставь ты его, Петро! – вмешался Сан Саныч и понизив голос, иронично проронил – Может, там ничего и нет уже… Хи-хи!

Друзья весело заржали, после чего, Петро строго пристыдил товарища.

– Хорош тебе, позорить друзей-то! А ну, живо давай: сымай, и – пошли!

Видя, что деваться некуда, Николай тяжело вздохнул и стал послушно стягивать с себя трусы.

И – буквально в следующую секунду – наши челюсти, как по команде, поочерёдно отвисли до возможных пределов, глаза выкатились из орбит, а из груди Петра вырвался какой-то непонятный хрип. Наступила мёртвая тишина.

Ё# твою ма-ать, Мыкола! – опомнился первым Сан Саныч, с ужасом уставившись между ног друга. – И чем его так откормил?!

– Да, ладно вам, ребята… – застенчиво стал оправдываться Николай, пытаясь прикрыть шайкой своё «хозяйство». – Я же, говорил…

– Надо же, едрить тя в кочерыжку… – придёт, наконец, в себя Петро и, почесав своё лысое темечко, с плохо скрываемой завистью, восторженно подведёт итог – Всё, напрочь, в «корешок» ушло!

Трудно утверждать однозначно, что данный пассаж каким-то особым и кардинальным образом заставит изменить отношение к другу, но именно с этой поры, всякий раз, когда речь будет касаться Николая, Сан Саныч с должным уважением и почитанием будет отзываться о своём приятеле исключительно в положительных и возвышенных категориях. Впрочем, это и понятно: как никак – настоящий мужчина!

Запара

Повара – очень ранимые и нервные создания. Иногда, их лучше не трогать, а ещё лучше – обходить стороной за три версты. Особенно, в «час пик», когда, бывало, заказы сыплются на их несчастные головы один за другим. Тут, конечно, разумнее всего подальше держаться от кухни, которая в этот момент напоминает собою разъярённый термитник или опрокинутый улей. Тем более, в условиях российского бизнеса, когда в целях экономии средств, штат сокращается до минимума. Как, в нашем случае – до двух поваров: Вадима и меня.

– Запара! – перешёптываются между собой официанты.

– Запара! – потирает в удовлетворении свои руки начальство.

– Запара! – с ужасом восклицают повара, готовясь к самому худшему в их жизни.

Этим немудрёным и коротким словом называется самый сумасшедший отрезок времени, когда, в короткий срок, следует отпустить огромное количество разнообразных блюд. Причём, быстро и качественно.

Ругая и матеря самыми последними словами ни в чем не повинных клиентов, «бойцы невидимого фронта» как угорелые носятся по кухне, с остервенением швыряя сотейники, плошки и сковородки в переполненную мойку.

Как правило, в такие моменты, даже высокое руководство не рискует совать свой нос святая святых, поскольку кровно заинтересовано в увеличении наплыва посетителей, а посему, с пониманием относится к адской работе своих рабов.