Записки Планшетной крысы

Постановочной бригаде в кремлёвском театре на всё про всё давался всего один день: утром с 7:00 до 9:30 монтировка декораций, с 9:30 до 12:00 световая репетиция, с 12:30 до 14:30–15:00 прогон, в 16:00 конкурсный просмотр, затем банкет и отъезд домой. Вот такое суровое «меню» нас ожидало. Мой супрематизм имел смысл, ежели его «товарный» вид будет абсолютен, то есть вся одежда сцены и задники фона из зала будут смотреться ровными плоскостями, идеально выкрашенными в яркие цвета. Таким требованиям соответствовал плотный натуральный шёлк: во — первых, хорошо окрашивается в любой цвет, смятый при перевозке быстро растягивается металлической трубой, вставленной в карман, и образует гладкую поверхность. Самый плотный крепкий шёлк в нашей стране в ту пору — парашютный шёлк. Из — за атомной цены, да ещё в таком количестве, которое нам необходимо, для театров он был недоступен. Кроме того, — принадлежал армии.

В 8:00 лихой человек, познакомившись с описью декораций, количеством материалов и моими сомнениями (я в первый день ещё сомневался), сказал мне:

— Ну что ж, художник, придётся нам с тобою ограбить армию. А про цвет не беспокойся — выкрасим на фабрике Веры Слуцкой, самой большой шёлконабивной фабрике города.

Его оптимизм взбодрил меня, и к следующему утру, поспав буквально два часа, я нарисовал и вычертил все портикабли, определив материалы для их изготовления.

Из всех декорационных деталей «Клопа» наиболее тяжёлая по исполнению — Машина воскрешений. Её хотелось выполнить из суперсовременных материалов. Сделать этакой кинетически — супрематической игрушкой с вращающимися светящимися деталями, серебристыми гофрированными трубами и прочей ультрасовременной фигнёй. Мой лихой волшебник, рассмотрев рисунки и выслушав мои хотения, предложил машину будущего построить на заводе имени Жданова — закрытом военно- морском объекте (на нём клепали атомные подводные лодки), где, вероятно, есть что — то, что мне чудится. Он предложил туда с ним катануть.

Сказано — сделано. На заводе нас встретили с распростёртыми объятиями. У меня даже не потребовали паспорт. Там ко мне приставили двух молодых инженеров — конструкторов, которые буквально на другой день выдали рабочие чертежи машины гораздо интереснее, чем я предполагал, попросили выбрать совершенно фантастические по тому времени материалы, которые я видел первый раз в жизни, и запустили в работу на экспериментальном участке какого — то цеха. Их машина помогла выстроить загадочную картину будущего, и у зрителей кремлёвского театра имела отдельный колоссальный успех.

Одевать актёров, слава богу, мне помогала замечательный питерский художник — Инна Габай. Так как главные начальники велели делать всё, чтобы получилось хорошо и интересно, не обращая внимания на деньги, мы, конечно, разошлись. Материалами для костюмов мадам Мезальянсовой и всех участников свадьбы отоваривались в комиссионных магазинах. Платье вишнёвого панбархата для мадам украсили потрясающей чернобуркой, купленной в комиссионке на Литейном проспекте. Костюмы пожарников будущего изготовили из специальной металлической сетки интересной структуры, в состав которой входило натуральное серебро. Эту сетку отобрали у Экспериментального института прикладной химии, что на Петроградской стороне, — института, где создавалось топливо для космических ракет. Всю серебристую красоту сдублировали на качественный льняной холст и по рисункам изготовили эффектные «латы» пожарников. Сколько грошей это стоило — только богу известно. Одно могу сказать: никогда более в своей долгой жизни на театре я не имел таких сказочных возможностей, как в те сюрреалистические дни.

Лучшие бутафоры театрального города, лучшие закройщики и портные, лучшие столяры, слесаря, художники, исполнители, красильщики — все вкалывали на «Клопа». Даже знаменитый театральный Кулибин — конструктор, механик, изобретатель Иван Корнеевич Власов в своей макетной мастерской Малого оперного театра колдовал для клопиного свадебного бала над бутылками шампанского, чтобы каждая из них трижды вышибала пробки с оглушительным звуком. Свадебный стол украшали яства, сделанные знаменитой питерской бутафоршей Александрой Павловной Карениной. Её жареный праздничный поросёнок улыбался.

Тем временем Григур с замечательным балетмейстером Святославом Кузнецовым, обозванным в афише режиссёром по сцендвижению, хормейстером и музыкальным руководителем, лепил «Клопа». Выборгские артисты дневали и ночевали на Рубинштейна. Репетиции начинались в 10:00, в 14:30–15:00 перерыв на обед, затем полтора часа сцендвижение, полтора часа занятия с хормейстером, получасовой перерыв, снова репетиция до 22 часов. И так десять дней подряд. Только в день отъезда репетиций не было. Состоялась беседа с артистами и подробный разбор сделанного.

Прогон и генеральная прошли на десятый день работы в рубинштейновском театре. По ним стало ясно, что все идеи Григура блестящие.