Записки племянника и откровение от дядюшки

Да, были, были уже такие умники. Помню, как Волчье ухо рассказывал, как он одного русского купчишку еще до их революции спровадил к отцу нашему. Тот по молодости говорил: «Я купец. Может сюда на Угрюм-реку работать приеду. Но я дело иначе поведу… Все, все про меня узнают. Прежде всего, всех мерзавцев, что грабят мужиков, в омуте утоплю. Я поведу дело по справедливости: рабочие у меня будут получать хорошую зарплату, чистые дома, школы, богадельни… А потом…

А потом был суп с котом. Ха-ха-ха! В подсознании он связался с одной покойной шаманкой, снял с шеи крест, надел ее амулет и положился во всем на нечистую, т. е. на нашу силу. Во всем стало вести молодчику. Стал поговаривать: «Прохор Громов решает навсегда и сразу. Прохор Громов не ошибается. Прохор Громов идет по земле сильной ногой, ворочает тайгу, как травку… И пусть лучше никто не становиться мне поперек дороги…».

И что же? Ради богатого преданного переступил через любовь, кровь, оклеветал в убийстве другого человека. А когда этот купчишка вошел в силу стал таким мироедом, что в округе за тысячу верст искать не сыскать. Узнали все молодца по походке, а соплю по полету.

Стал нещадно эксплуатировать рабочих, копейку зашибать. Как то ему его главный инженер сказал:

– Логика, здравый смысл говорит, что всякое предприятие может быть сильным только при условии, если рабочий заинтересован в прибылях или, в крайнем случае, обеспечен настолько, что может существовать по-человечески…

На что купчишка-предприниматель заметил:

– Ну, так как этого у меня ничего нет, так как я эксплуататор, то мои предприятия должны рушиться? Однако они стоят и крепнут. Рабочим нельзя давать поблажку, я смотрю на них, как на навоз под пашню, как на грубую силу для устроения земли…

Да наш брат, черт, свое дело знает: новые капиталы – чужой пот, слезы и даже кровь. Самомнение демоническое было у этого купчика, когда он с пафосом говорил: «Десять лет назад я начал дело с 33 тыс. рублей, с торговой лавки, теперь у меня 33 млн. капитала: заводы, рудники, пароходы, а еще через 10 лет я буду иметь 33 млрд. рублей, стану полноправным хозяином тайги…

– Смелыми Бог владеет, – часто поговаривал этот хозяин тайги и с грустью добавлял; – а мною, наверное, владеет черт.

Все дело закончилось тем, что не он победил жизнь, а жизнь победила его. Жена объявила его умалишенным, отстранила от дела и хотела отправить в «желтый дом». Но Сенильга, так звали шаманку, подвела Прохора Громова к последней черте. Он сбежал из дома и бросился вниз с утеса в Угрюм-реку с криком: «Иду к тебе, моя Анфиса-Сенильга!».

На земле остались только его мысли, мысли «вывернутой наизнанку души». Вот они. Они как разрешительная грамота в царство отца нашего, поэтому оглашаю их в некотором сокращении.

«Я не верю в справедливость, я не верю в искренность, в дружбу, в долг, честь. Я не верю в добро, в бескорыстную любовь человека к человеку. Я ни во что не верю.

Я, сегодняшний, никому не верю, ничему не верю: нет в мире того, чему можно бы поверить. Достоверна лишь смерть. И вот я, Прохор Громов, подвожу итоги своей тридцатитрехлетней жизни и заявляю сам себе: «Я верю только в смерть, только в смерть, как избавительницу от всякого безверия».

Да, да… Прохор Громов сошел с ума, Прохора Громова не стало. Пройдет еще малое мгновенье, и душа его, содрогаясь, упадет в вечную тьму. Горе, горе Прохору Громову. И некому понять, некому искренне, от всего сердца, пожалеть его. Ему бы не нужно родиться на свет. Горе Прохору…

Что же нужно тебе, Прохор, для душевного спокойствия? Для спокойствия души тебе нужно, Прохор, вернуться к своей юности, принять живую Анфису в свое сердце, навсегда соединиться с ней. Но Анфисы нет, возврата к прошлому нет, лишь сосущая тоска по Анфисе, и ты, Прохор Петрович, умер. Значит, правильно говорят старики: «живи, да оглядывайся».

Будь проклято чрево, родившее меня! Будь проклята земля, соблазнившая Прохора Громова свиными соблазнами, будь проклято небо, что не послало мне непрошенной помощи! Смерть, смерть, возьми меня!..

Нина, если мне суждено умертвить себя, знай, что Прохор Громов казнит себя за то, что не он победил жизнь, а жизнь победила его. «Гордыня, гордынюшка заела тебя», – говорили мне старцы. Да, сатанинская гордость не позволяет пережить мне полного краха всего дела моего. Крах неожиданно, неимоверно быстро обрушился на меня. И вот Прохор Громов, коммерческий гений, – раздавлен» 8.

***